Мифы и легенды народов мира. Том 4. Древние славяне - [101]

По горам ходить ломая шею,

Ремеслом хайдучьим заниматься?

Ты уж стар, тебе не то уж время!»

А Новак на это отвечает:

«Богосав, мой побратим ты милый!

Ты спросил, и я скажу всю правду:

Из–за лютой я нужды хайдучу…

Может быть, ты помнишь, да и знаешь,

Как Ирина, Джюрджева супруга,

Начинала Смедерево строить?

У нее поденщиком служил я,

И служил ей целые три года,

Подвозил и камень и деревья

На своих волах, своих телегах.

И за эти целые три года

Мне не дали пары, ни динара,

Я онуч не заслужил на ноги!

Но и это б я простил Ирине.

Как готово Смедерево было, —

Стали строить башни и бойницы,

Золотить ворота и окошки.

Тут Ирина подать наложила:

Золота три литра с каждой хаты, —

Это будет, побратим мой милый,

По три сотни золотых дукатов!

Кто имел и внес такие деньги,

Тот остался жить, как жил он прежде.

Был я бедный, бедный–небогатый,

Подати не заплатил Ирине:

Взял я заступ — им я ей работал —

И ушел я с ним хайдучить в горы.

Но нигде не мог я удержаться

Во владеньях проклятой Ирины.

И бежал я до студеной Дрины,

А оттуда Босной Каменистой;

Так дошел до самой Романии,

Тут турецких сватов повстречал я:

Едут сваты с красною невестой.

Турки–сваты с миром проходили;

Лишь жених на борзом иноходце

Мимо с миром не хотел проехать:

Взял он в руки плеть с тремя бичами —

А на каждом медный наконечник, —

По плечам стал бить меня он плетью.

Три раза молил я Богом турка:

«Заклинаю счастьем и геройством,

Заклинаю и веселой свадьбой:

Проходи, жених, ты мимо с миром, —

Сам ты видишь: человек я бедный».

Но оставить он меня не хочет,

По плечам меня стегает плетью.

Тут терпеть мне стало не под силу,

Да и крепко сердцем разлютился:

Снял с плеча я заступ мой тяжелый

И ударил на коне я турка, —

Так легонько я его ударил,

Что с коня он на землю свалился,

К жениху я подскочил проворно,

Два–три раза я его ударил:

Тут на месте он с душой расстался;

Запустил в его карманы руку,

Там нашел я три мешочка денег,

И себе за пазуху я спрятал.

Снял я саблю с пояса у турка,

Прицепил себе я эту саблю,

Свой же заступ бросил я у трупа,

Чтобы было чем копать могилу;

На коня турецкого садился

И поехал в горы Романии.

Турки–сваты видели все это,

Только мне они не помешали:

Не хотели или побоялись.

Вот уж сорок лет в горах живу я.

Полюбил я больше эти горы,

Чем свой двор, который там покинул.

Стерегу здесь горные дороги,

Жду–пожду сараевских торговцев,

Отнимаю серебро и злато,

И сукно, и платье дорогое;

Одеваюсь вместе я с дружиной.

Я готов бежать и дожидаться,

И стоять в бою на страшном месте.

Никого на свете не боюсь я».

СТАРЫЙ ВУЯДИН Перевод Г. Можаровой

Девушка свои глаза ругала:

«Черны очи, а, чтобы вы ослепли!

Все видали, нынче не видали,

Как прошли тут турки–лиевняне

Гнали с гор захваченных хайдуков:

Вуядина со двумя сынами,

А на них богатая одежда:

Как на первом, старом Вуядине,

Плащ червонным золотом расшитый,

На совет паши в таких выходят.

Сын–то Милич свет Вуядинович,

Он еще богаче одевался;

А у Вулича, у Миличева брата,

На головке шапочка–челенка,

Та челенка о двенадцать перьев,

Каждое перо — полтора фунта

Чистого ли золота литого».

Как пришли под белую Лиевну,

Клятую Лиевну увидали,

Увидали белую там башню, —

То проговорил тогда Вуядин:

«О сыны, вы, соколы лихие!

Видите проклятую Лиевну,

Видите ли в ней вы белу башню.

Там нас будут бить и будут мучить,

Руки–ноги нам переломают,

Выколют нам наши черны очи.

Пусть у вас не будет сердце вдовье,

Пусть юнацкое забьется сердце.

Вы не выдавайте верна друга,

Вы не выдайте, кто укрывал нас,

У кого мы зиму зимовали,

Зимовали, деньги оставляли.

Вы не выдавайте тех шинкарок,

У которых сладки вина пили,

Сладки вина пили потаенно».

Вот уж входят в ровное Лиевно.

Бросили их турки всех в темницу.

Ровно три дня белых просидели,

Пока турки все совет держали:

Как их бить и как их горько мучить.

А когда три белых дня минули,

Вывели из башни Вуядина,

Ноги–руки старому ломали.

А как очи черные кололи,

Говорили турки Вуядину:

«Выдай, змей ты, старый Вуядине,

Выдай, гад ты, всю свою дружину.

Выдай тех, кто укрывал хайдуков,

У кого вы зиму зимовали,

Зимовали, деньги оставляли,

Выдай, змей, ты молодых шинкарок,

У которых пили сладки вина,

Гладки вина пили потаенно».

Им на то сказал старик Вуядин:

«Дураки вы, турки, лиевняне!

Если быстрых ног не пожалел я,

Что коня лихого обгоняли,

Если не жалел я рук юнацких,

Что ломали копья посредине,

Голые на сабли нападали, —

Никого не выдал, не сказал я,

Так лукавые ли пожалею очи,

Что меня на злое наводили,

Что манили прямо с гор высоких,

Как на ту ли на широкую дорогу,

Где проходят турки и торговцы».

МАРА–АТАМАН Перевод П. Эрастова

Убежала красавица Мара

Из–под Бани Луки да в хайдуки,

Девять лет ходила в атаманах,

На десятый захватили Мару

И к паше погнали в Баню Луку.

У паши недолгая расправа:

Приказал повесить на базаре,

Дилбер–Мару на крюке железном.

Побросав детишек неповитых,

Позабыв засунуть в печку хлебы,

Банялуцкие пришли турчанки

Посмотреть на атамана Мару.

Вот как Мара с ними говорила:

«Что глаза вы пялите на Мару?

Если Мара по горам ходила,

Байстрюков–то Мара не рожала,

Как турчанки в этой Бане Луке:

То и дело байстрюков рожают,

А родивши, в Вырбас их бросают».

ХВОРЫЙ ДОЙЧИН Перевод Г. Можаровой

Расхворался воевода Дойчин,

Как во белом городе Солуни.