Мифы финно-угров - [3]

На других скалах антропоморфные персонажи имеют голову, по очертанию напоминающую солярный и лунарный знаки, впрочем, Солнце и Луна в мифах саамов и других финских народов были антропоморфными (имели вид человека).

Еще одна сцена на мысу Пери нос (Онежское озеро) представляет собой то ли охоту с собакой на лося, где охотник изображен уже метнувшим болас, то ли расправу над каким-то животным, находящимся под ногами лося. Лаушкин полагал, что это могла быть лягушка — злое хтоническое существо, подменяющее, согласно саамским сказкам, человеческих детей своими детенышами, которых затем трудно было изгнать из человеческого мира (об этом еще будет рассказано в главе о саамской мифологии). Однако последние исследования показали, что по очертаниям зверь, на которого идет охота, напоминает скорее бобра, о хтоническом культе которого еще не раз будет повод поговорить. Для более поздней пластики Прикамья, о которой пойдет речь ниже, характерна фигура человека, стоящего на ящере между двух лосей. Подобное сочетание трех образов — человека, хтонического животного и лося — очевидно, должно было выражать соотношение трех миров.

Характерно название одного из мест, где сосредоточены наскальные композиции, — Бесов нос (на Белом море известно урочище с писаницами — Чертовы следки). Оно дано русскими христианами, которые, конечно, усматривали в изображениях на скалах бесовские — языческие — сюжеты. Сохранилось и предание о Бесе и Бесихе, которые жили на берегу Онеги. Бес захотел перенести свой дом подальше от берега и, свив веревку, потащил мыс в озеро. Но это оказалось ему не под силу: он оторвал лишь огромный камень, вместе с которым свалился в озеро, камень же торчит из воды до сих пор. Ясно, что предание повествует о первобытных великанах, которые создавали ландшафт, оставляя после себя озера и скалы. Но христиане усмотрели в наскальных писаницах изображения того самого Беса, тем более что изображен он был между нечистыми тварями — ящерицей и налимом (в финно-угорских верованиях это были хтонические существа преисподней). Вот почему монахи выбили на изображении Беса крест, чтобы он не мог навредить христианам.

Настоящие языческие идолы были обнаружены археологами при раскопках уральских торфяников — в торфе дерево хорошо сохраняется. Один идол, найденный в Шигирском торфянике, представлял собой изготовленную из сосновой древесины фигуру длиной 5,30 м, с остроконечной головой. Идол из Горбуновского торфяника, также вырезанный из соснового ствола, менее схематичен. Правда, скульптор снабдил его только ногами, а вот рук у него нет. Аналогии с этими изображениями прослеживаются в верованиях ближайших угорских народов — хантов и манси. В их мифах рассказывается о лесных великанах-менквах, неудачном творении бога Нуми-Торума, который сначала хотел сделать людей из лиственницы, но те превратились в «недоделанных» лесных чудовищ. Сходные изображения были найдены в торфяниках другой «окраины» финно-угорского мира, в Прибалтике, но они относятся к мелкой пластике, а не к монументальной скульптуре.

Гораздо более выразительны обнаруженные в тех же уральских торфяниках ковши, ручки которых оформлены в виде голов водоплавающих птиц, но особенно впечатляет деревянный жертвенный сосуд, представляющий фигуру лося. И здесь преобладающими оказываются образы священных животных, связанных с космогонией — водоплавающей птицы и лося.

В торфянике Вис, в республике Коми, нашли лыжу, нос которой украшен резной головкой лося. Очевидно, это изображение призвано было магическим способом ускорить бег лыж, ибо у финно-угров популярен был миф об охотнике, преследующем небесного лося на чудесных лыжах.

К настоящим шедеврам искусства относится резная кость (рог) из жертвенного места на городище Усть-Полуй в низовьях Оби, где обитали древние угры. Ложки с головами лося, и особенно ложка с изображением хищной птицы, терзающей голову лося, несут на себе явное влияние скифо-сибирского звериного стиля. По другую сторону Урала, в Прикамье, также прослеживается звериный стиль в наскальных изображениях и его центральным образом остается опять-таки лось. Большая часть этих произведений искусства и предметов культа относится к раннему железному веку — 1-му тысячелетию до н. э., когда в степной зоне господствовали ираноязычные племена. Об иранском влиянии на финно-угорскую, и особенно угорскую, мифологию нам еще не раз придется говорить.

Огромную коллекцию предметов искусства и культа собрали археологи на месте святилища II в. до н. э. — II в. н. э., расположенного на реке Нижней Мулянке, одном из притоков Камы. Святилище получило название «Гляденовское костище», ибо в слоях золы и пепла было найдено много костей и черепов жертвенных животных — как домашних (лошади, быка, барана, свиньи), так и диких (северного оленя, медведя, рыси, росомахи, бобра), а также рыб. Там же были найдены многочисленные обломки посуды и целые жертвенные чаши, стеклянные бусы (видимо, игравшие роль денег) и наконечники стрел, но главными находками стали вотивные предметы — мелкие металлические изображения человека и животных, принесенные в жертву вместо настоящих людей и зверей. Среди них — бронзовые фигурки летящих птиц, фигурки медведей в характерных «жертвенных» позах — так выставляли убитого зверя во время «медвежьих праздников», о которых еще пойдет речь. Среди изображений людей выделяются симметричные парные фигурки — свидетельства близнечного культа, и фигурки всадников, в том числе оседлавших хищного зверя. Интересна серебряная бляха с изображением божества, стоящего на спине зверя. Она очень напоминает ближневосточные композиции, изображающие богов-хозяев зверей.