Мифы Даманского - [37]

Читая подобные опусы, сразу и не разберешь, кем же. по мнению Пекина, являлись руководители СССР — ренегатами, фашистами, ревизионистами или и тем, и другим, и третьим одновременно. Собственно, в тот момент это было и не важно: главное, чтобы весь китайский народ хором повторял эту абракадабру и поменьше задумывался о содержательной стороне дела.

События на Уссури вызвали широкие отклики в других странах. Средства массовой информации Запада старались дать максимально объективную оценку произошедшему, однако испытывали явный недостаток правдивых сведений. По этой причине они лишь цитировали заявления обеих сторон конфликта и пытались спрогнозировать дальнейшее развитие событий. Естественно, не упускалась и возможность лишний раз позлословить о порядках и нравах в коммунистических странах.

Руководители и печать большинства социалистических государств однозначно приняли сторону СССР: даваемые ими оценки совершенно не отличались от советских оценок. Этому, в частности, способствовало своевременное информирование руководителей социалистических стран о происходящем на границе.

В архивах бывшей ГДР найден любопытный документ, направленный восточногерманским руководителям 8 марта 1969 г. из Москвы [29|. Всего было 5 экземпляров этого послания, и с хорошей вероятностью можно предположить, что четыре из них предназначались для Вальтера Ульбрихта, Вилли Штофа, Эриха Хо-неккера и Германа Ахена. О том, кто получил пятый экземпляр, можно лишь догадываться.

Послание содержит как изложение событий на границе, так и оценки, даваемые советским руководством отношениям с Китаем (Приложение 8). При состааае-нии текста послания использовались дипломатические документы и материалы московских пресс-конференций, созванных для советских и иностранных журналистов: некоторые фразы во всех этих бумагах совпадают дословно. Вместе с тем послание содержало и некоторую новую информацию, в частности, давалась оценка экономическому значению Даманского, приводились данные о его географическом положении и т. д. Значительное место в документе было отведено роли китайского руководства в мировом коммунистическом движении.

На фоне единого мнения большинства социалистических стран Албания приняла сторону КНР, а Югославия и Румыния заняли особую позицию. Отдельного упоминания заслуживает также позиция Северной Кореи.

Албанский вождь Энвер Ходжа еще в начале 60-х годов взял курс на самоизоляцию страны и одновременно тесную связь с Китаем. Очевидно, он надеялся поднять экономику страны за счет китайской помощи, которая поступала бы в качестве благодарности за антисоветскую позицию Тираны. Китай действительно помогал Албании, но далеко не в тех масштабах, на которые надеялся Ходжа. Правда или нет, но Ходже приписывают такие слова, которыми он якобы попрекал китайцев: «Для построения коммунизма в Албании было бы достаточно, чтобы каждый китаец хотя бы раз не позавтракал».

Вполне возможно, что Мао Цзэдун ожидал моральной поддержки со стороны Иосипа Броз Тито, и на то были веские основания. Дело в том, что всего за полгода до событий на Уссури Тито открыто критиковал советское руководство за вторжение в Чехословакию. В ответ раздались контробвинения: Тито, мол, поддерживает контрреволюцию, а политическая и экономическая система Югославии имеет мало чего общего с социализмом. При этом, правда, стороны удержались от грубостей и навешивания оскорбительных ярлыков.

В случае с Даманским Иосип Броз Тито не счел целесообразным явно принять чью-то сторону в конфликте, поскольку давно видел себя лидером движения неприсоединения. Он также помнил, что китайцы отвергли его в качестве союзника в 1948 г., после разрыва со Сталиным. А в СССР хорошо помнили другое — сколько сил потребовалось для налаживания отношений с Югославией после нескольких лет вражды, и потому воздерживались от такой критики, которая выходила бы за рамки приличий.

Несколько иначе обстояли дела с Румынией, поскольку эта страна входила в Варшавский Договор и обладала там правом голоса.

Николае Чаушеску старался по возможности иметь собственное мнение и доносить его до сведения товарищей из «братских партий». Это нередко раздражало Москву, как, например, в случае с чехословацкими событиями 1968 г. Вооруженная конфронтация на Даман-ском и ее оценка тоже не добавили взаимопонимания между руководителями КПСС и РКП. Позиция Чаушеску заключалась в том, что конфликт на Уссури и публичная полемика между СССР и КНР вредят делу социализма, а потому с этим надо поскорее закончить. Кажется, именно в это время появилось такое полуофициальное определение румынской политики, использовавшееся советскими пропагандистами: «Румыны думают одно, говорят другое, а делают третье». Как бы то ни было, в советском руководстве старались поменьше обращать внимание на вольнодумство Чаушес-ку, рассматривая его как небезобидную, но пока терпимую блажь тщеславного румынского лидера. Наиболее точно тогдашние отношения Москвы и Бухареста можно охарактеризовать как прохладные.

Северокорейский лидер Ким Ир Сен вместе с созданным им режимом могли существовать только благодаря СССР и Китаю. Именно эти две страны спасли Кима, когда он напал на Южную Корею, но затем стал терпеть поражение за поражением после вмешательства американцев. СССР помогал оружием и летчиками, а Китай двинул в Корею целую армию под командованием прославленного маршала Пэн Дэхуая. В боях погибли сотни тысяч так называемых «китайских народных добровольцев», в том числе и сын Мао Цзэдуна. Такую цену пришлось уплатить за сохранение режима Ким Ир Сена.