Мичман Изи - [14]

— Честное слово, — сказал Джек, — если так, то служебного рвения у него достаточно; если бы судьба всей страны была поставлена на карту, он не мог бы вести себя азартнее.

— Он исполнял свой долг, во это, поверьте, вовсе не доставляло ему удовольствия. Вот увидите, на корабле он примет вас дружески.

— Он назвал меня молокососом и полоумным…

— Служебное рвение.

— Сказал, что покажет мне разницу между мичманом и старшим лейтенантом.

— Служебное рвение.

— Обещал прислать сержанта с матросами и стащить меня силой на корабль.

— Служебное рвение.

— Объявил, что подвергнет испытанию мою философию.

— Служебное рвение, мистер Изи. Оно заставляет иногда человека хватать через край; но без него служба пойдет плохо. Я надеюсь и уверен, что со временем и вы будете таким же ревностным офицером.

Джек призадумался и ничего не ответил.

— Я уверен, — продолжал капитан, — что вы найдете в Саубридже одного из ваших лучших друзей.

— Может быть, — ответил Джек, — но мне не слишком понравилось наше первое знакомство.

— Сознание дела заставит вас признать, что и вы были неправы. Но, мистер Изи, я пригласил вас, чтобы сообщить, что мы отплываем завтра. Сегодня я отправлю на корабль свои вещи, и вы сделайте то же; в восемь часов вечера я сам буду на корабле; мы можем отправиться в одной лодке.

На это Джек ничего не возразил, а вернувшись в гостиницу, расплатился по счету, уложил чемодан, отправил его с матросом, который зашел за ним, и стал ожидать дальнейших распоряжений капитана. В девять часов вечера мистер Джек Изи благополучно водворился на борте корвета Его Величества «Гарпия».

Когда Джек явился на корабль, было уже темно, и он не знал, что ему делать с собою. Офицеры вышли на палубу и приветствовали капитана, сняв шляпы; он отвечал на поклон, Джек сделал то же, очень вежливо; затем капитан заговорил с старшим лейтенантом, а Джек был предоставлен самому себе. Было слишком темно, чтобы различать лица, а для того, кто еще никогда не бывал на палубе корабля, слишком темно, чтобы ходить, и потому Джек остановился там, где взошел на палубу, недалеко от больших кнехтов. Но недолго пришлось ему стоять; шлюпка была поднята на шлюпбалки, и боцман крикнул какое-то приказание. Толпа матросов ринулась на крик и в темноте сбила с ног Джека, человек шесть растянулись, споткнувшись на него, остальные, не подозревая, что здесь затесался офицер, перескакивали через них, довольные потехой, пока те не откатились к сторонке. Джек, растерявшийся в первую минуту, и довольно сильно помятый, успел подняться на ноги лишь после того, как через него перескочила половина вахты. Он откатился к каронаде, где офицеры, смеявшиеся над этим происшествием, заметили его положение, в том числе старший лейтенант, мистер Саубридж.

— Вы ушиблись, мистер Изи? — спросил он вежливо.

— Немножко, — ответил Джек, переводя дух.

— Вы встретили не слишком любезный прием, — продолжал старший лейтенант. — Но на корабле случаются такие минуты, когда всяк за себя, а Бог за всех. Гарпер, — прибавил он, обращаясь к доктору, — отведите мистера Изи вниз, в констапельскую, я скоро приду туда. Где мистер Джолиф?

— Здесь, сэр, — отозвался мистер Джолиф, подштурман, выступая вперед.

— На корабле есть новичок, он приехал вместе с капитаном. Прикажите подвесить койку.

Тем временем Джек спустился в констапельскую, где стакан вина несколько оживил его. Он не оставался здесь долго и не пускался в разговоры. Как только койка была готова, Джек с радостью улегся в нее, — и так как чувствовал себя совсем разбитым, то встал только на другое утро в десятом часу. Он оделся, выбрался на палубу, убедился, что корвет уже вышел в открытое море, почувствовал себя довольно скверно, потом совсем больным, и был отведен матросом обратно вниз, в койку, где и провел три дня, при довольно сильном шквале, то и дело стукаясь головой о перекладины при качке и толчках, смущенный, растерянный и приунывший.

— Так вот что значит отправиться в море, — думал он, — немудрено, что никто не стремится им завладеть, не ставит меж и не толкует о нарушении границ; только бы мне попасть опять на сушу, а там пусть хоть черт завладеет моим участком океана.

Капитан Уильсон и мистер Саубридж предоставили Джеку больше покоя, чем вообще полагается больным мичманам. В течение бурных дней корвет вышел за мыс Финистерре. На следующее утро море почти успокоилось дул только легкий бриз. Сравнительно спокойная ночь восстановила силы нашего героя, и когда утром мистер Джолиф спросил его: »Намерен ли он вставать или думает до самого Гибралтара плыть под одеялом? » — Джек, чувствовавший себя совсем другим человеком, встал и оделся. Матрос, прислуживавший ему во время болезни по приказанию капитана, явился к нему на помощь, открыл чемодан и принес все, что требовалось, без чего Джек чувствовал бы себя в затруднительном положении.

Затем Джек спросил, куда ему идти, так как он еще не был в мичманской каюте, хотя уже пятый день был на судне. Матрос указал ему, куда идти, и Джек пробрался между ящиками в какую-то конуру похуже тех, которые в имении его отца служили жилищем для пойнтеров.