Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды - [193]

— Зачем? — проворчал Ульдин. — Разве могло быть иначе? А патрулей мы бы все равно старались избегать.

— Если даже кто-то обнаружит нас, — сказал Дагон, — то пожалеет об этом.

— Сначала пройдем к твоему дому, — обратился Рейд к Эриссе. — Возьмем девушку и всех, кто там окажется. От них мы узнаем, что творится. А на обратном пути попробуем спасти кого еще можно.

«Вот и все, на что мы способны, — подумал он. — Но как же так? Она думала, что мы с нею… Что это произойдет в доме ее отца, в мирном городе… А где теперь это случится? Как? Когда? Или историю все же можно изменить?

Лучше не пробовать. Тогда нас скорее всего обнаружат и уничтожат. Я никогда бы не решился на эту вылазку, если бы не знал, что нам суждено сначала спасти танцовщицу, а потом …потерять ее…».

Он взглянул на Эриссу. В свете убывающего дня она шла мимо развалин, шла смело, словно на арену к быку.

На протяжении двух-трех миль дорога шла круто вверх. Большинство тополей, оказавшихся вне досягаемости гигантской волны, уцелели, хотя корни их обнажились, а сломанные ветки усыпали землю. За тополями были крестьянские хижины и виллы богачей — теперь они лежали в развалинах. Вокруг развалин с жалобным мычанием бродила корова — наверное, искала теленка.

Рейд увидел Кнос, освещаемый красно-желтыми зарницами. Когда обрушивалась очередная кровля, вверх, как из кратера, взлетал сноп искр. Чем ближе подбирался отряд, тем громче становился рев пламени и сильнее едкий запах дыма.

В Кносе не было оборонительных сооружений. Зачем народу, владычествующему над морями, укреплять берег? Там, где положено было находиться городским воротам, дорога разветвлялась на несколько широких мощеных улиц. Город был увеличенной копией Атлантиды. Эрисса ткнула копьем в одну из улиц:

— Сюда.

Наступила ночь. В свете пожарищ Рейд отыскивал дорогу, спотыкался о камни и бревна, один раз даже наступил на труп. Сквозь треск пламени прорывались крики. Приглядевшись, он увидел в дыму женщину. Она сидела на пороге дома, мерно раскачивалась и смотрела куда-то сквозь него. Рядом лежал убитый. На них сыпались сажа и пепел.

Дагон замер.

— В сторону! Быстрее! — прошептал он. Секунду спустя и остальные услышали топот ног и звон металла. Прижавшись в тени узкого переулка, они увидели, как мимо проследовал отряд ахейцев. При полном воинском вооружении были только двое из них: перья на сияющих шлемах, развевающиеся плащи, нарядные щиты. Семеро остальных, обычные горожане, были вооружены мечами, топорами, копьями и пращами. Среди этой группы не трудно было различить двух критян.

— Предатели, клянусь Астерионом! — меч Ашкеля блеснул в темноте. Двое товарищей успели удержать его.

— Вряд ли мы встретим других, — сказала Эрисса. — У Тезея не так много сторонников. Просто им никто не сопротивляется. Благородные схвачены первыми и убиты, а народ без предводителя способен только к бегству.

Тут и там лежали мертвецы. Раненые молили о помощи, росили воды. Самым тяжким испытанием было проходить мимо них в молчании.

На площади. Эрисса остановилась.

— Вот мой дом, — голос ее уже не был спокойным.

Большая часть домов здесь избежала полного разрушения. Свет ближайшего пожарища освещал покосившиеся фасады, сорванные с петель двери, покрытые пылью росписи на стенах. Но сами здания устояли. На доме, указанном Эриссой, можно было различить фреску, изображавшую танцовщицу с быком.

Эрисса взяла Рейда за руку. Они перешли площадь.

В доме было темно. Рейд постучал древком копья, всмотрелся внутрь и сказал:

— Боюсь, что здесь никого нет. Дом, видимо, разграблен, а хозяева бежали.

— Куда? — в голосе Дагона звучала боль.

— О, я скажу вам, я скажу вам, друзья, — донеслось из дома. — Подождите, я вам все расскажу.

— Балон! — воскликнула Эрисса.

Вышел сморщенный, лысый, подслеповатый старик.

— Ай, ай, ты знаешь Балона? Балон старый, слишком старый для рынка рабов. Но в этом доме его кормили, и он всю жизнь верно служил доброму хозяину, да, служил. И дети часто приходили ко мне и просили что-нибудь рассказать. Все погибло. Все.

Эрисса опустила копье и потянула старика к себе.

— Милый Балон, — плача, сказала она. — Ты помнишь Эриссу?

— Помню, помню, до самой смерти буду помнить. Надеюсь, что он будет добр с нею, она околдует его, ведь она околдовывала даже птиц на деревьях! Когда за ней пришли то говорили что-то о нем и об Ариадне.

— За кем пришли? — вскричал Дагон.

— За Эриссой. Почти сразу после землетрясения тьмы и урагана. Эрисса рассказывала о человеке которого она встретила на Атлантиде… Ее отец болел. Боль в груди. Слабость. Ходить не мог. Поэтому она осталась. Потом стук в двери — и вот они тут. Тезей, сказали они, послал за Эриссой. А им самим нужна добыча и рабы. Они получили и то и другое, связали маленькую Эриссу. Не тронули старого Балона и хозяина. Хозяин сразу умер, когда ахеец притащил из спальни хозяйку. Да, хозяин умер. Жаль, что я не последовал за ним. Я просил, чтобы взяли и меня, но солдаты смеялись и остался старый Балон да мертвый хозяин.

— Где они? — Эрисса схватила старика за грудки.

— А? — старый слуга прищурился. — Ты похожа на нее. Правда, похожа. Но ты не можешь быть из ее родни. Я тут всех знаю — всех их братьев, племянников и внуков во всей Талассократии. Все кто посещал этот дом делились со старым Балоном новостями, и он все запоминал. Держат их, должно быть, под стражей в каком-нибудь сарае. Боюсь, вам не освободить их.