Мхи и травы - [2]

Когда старуха и девочка заметили меня, они замерли. Девочка откровенно испугалась, словно увидела чужого человека в первый раз в жизни, старуха же, напротив что-то злобно побурчала под нос и отложила нож в сторону.

— Добрый день, почтенные, — сказал я подходя. — Прошу прощения если помешал.

— И тебе добро, — отозвалась старуха. Её голос скрипел, словно у киношной Бабы Яги и я невольно почувствовал себя участником новогоднего детского утренника.

— А не ты ли, бабушка, будешь болотной ведьмой Стагитой? — с интонациями Ивана-Царевича в голосе, вопросил я.

— Ну, если и буду, то тебе то, какое до этого дело, мил человек?

— "Спросить что ли про молодильные яблочки и Василису Прекрасную?", — подумал я, но вслух сказал: — Так ведь я сюда по делу и пришёл. Можно присесть, а то в ногах правды нет.

— Садись, — фыркнула ведьма. — Ходят тут всякие, от работы отрывают.

— Спасибо. — Я уселся на валун рядом с очагом и улыбнулся, как мог приветливо, хотя мог бы и не стараться. Девчонка продолжала всё так же испуганно пялиться, а старуха рассматривала меня со злобным подозрением.

— А скажи-ка, бабушка, — проникновенно начал я, — правда ли говорят, что ты всю Топь как свои пять пальцев знаешь? Или может, врут люди?

— Знаю, знаю, — пробурчала ведьма. — Всю жизнь почитай здесь прожила, все тропки исходила.

— Отлично, значит, не соврали. И как к острову с развалинами пройти, тоже знаешь?

Старуха долго не отвечала, пристально глядя мне в лицо. Наконец нехотя поинтересовалась: — Что ты там забыл красавчик? Неужели жить надоело? Да и нет там больше ничего, камни только и гады ползучие остались. Всё, что было хорошего, до тебя унесли.

— Что забыл, это моё дело. Мне нужно попасть во дворец Первовластителя. Если согласишься туда провести и обратную дорогу показать, получишь хорошие деньги. Вот, смотри…

Я отцепил от пояса небольшой кожаный кошелёк и протянул старухе. Та, проворно схватив его, стала торопливо распутывать ремешок тонкими, чёрными пальцами. Справившись с узлом, ведьма, высыпала себе на ладонь, мозолистую и твёрдую как древесная кора, шесть серебряных полуимпериалов. Затем она принялась внимательно их рассматривать, пробовать на вкус, щелкать ногтем, прислушиваясь к звону. Я мельком взглянул на девочку, та, насупившись, наблюдала за манипуляциями бабки.

— Хорошие денежки, полновесные и звонкие, поют как соловушки, — нараспев сказала Стагита, обследовав последнюю монету. — И ты человек хороший. Другой бы попытался подсунуть бабке фальшивку, дескать, всё равно дура старая не разглядит. А у меня глаз острый, как у сокола, я мил человек, получше других вижу.

— Учти, это только половина. Ещё шесть будет, когда назад вернёмся.

— Ещё шесть! Да что я с такой кучей денег делать то стану?

— Найдёшь чего. Вон, внучку подкормишь, рубаху ей новую купишь, а то гляди, смотреть не на что, одна кожа да кости.

Старуха захихикала. — Так ведь не внучка она мне, милок. Не внучка, а правнучка. Внучку мою, мать еёную, почитай уж две зимы назад как тофы задрали. А подкормить и вправду не мешает, иначе, кто такую глисту худющую замуж то возьмёт?

Девочка дёрнулась, залилась краской, но ничего не сказала. Было видно, что слова старухи задели её за живое.

— Главное, чтобы человек, был хороший, — дипломатично заметил я.

— Да кому она нужна! — внезапно закричала Стагита. — Хоть худая, хоть толстая! Дочка ведьмы, язычница, без отца рождённая. Одна дорога — на костёр. Совсем от рук отбилась, старших не слушает, дерзит. Ишь глазёнками своими погаными зыркает. Ну что с неё взять, дурная кровь, под кустом зачалась, в канаве родилась…

Девочка побелела, её глаза наполнились слезами, губы задрожали, она явно сдерживалась изо всех сил, чтобы не зареветь.

— Э…э… ладно, — быстро сказал я, — так берёшься провести до замка?

Старуха задумалась, пожевала губами. — Отвести милок, дело нехитрое, сегодня выйдем, завтра к вечеру придем, вот только… — она помолчала. — Стара я совсем стала, ноги не держат, лета уже не те, чтоб по болоту шастать. Опять же, за хозяйством пригляд нужен. Пускай Марта ведёт.

Ведьма повернулась к девочке, которая ещё не оправилась от обиды. Её голос стал сладким как патока — Ну, золотце моё ненаглядное, отведёшь доброго господина к колдовским развалинам?

Насупившаяся Марта помотала головой. Это мгновенно вывело старуху из себя.

— Ах ты, гадюка болотная! Байстрючка! Вот я тебя сейчас палкой поглажу паскудницу такую! Говори быстро, поведёшь или нет? — Стагита замахнулась клюкой, девочка отпрыгнула в сторону. — Добрый господин нам денег даст еды купить и срамоту прикрыть, или может ты хочешь и дальше траву жрать?

Марта вытерла нос рукавом рубахи и зло выкрикнула: — А вот не пойду никуда, а будешь ругаться, сбегу, и одна сама по себе жить стану, понятно? Ты мне совсем не нужна, старая крыса!

Ведьма в гневе стукнула клюкой по земле. — У…у… крапивное семя! — Потом повернулась ко мне. — Вот они детки, какие пошли, ты их растишь, заботишься, холишь, лелеешь, а они потом о тебе такое говорят, срамят перед чужими людьми!

— Неправда! Ты меня всегда ненавидела! Ругаешься всё время! Дерёшься! И мама из-за тебя померла! Зачем ты её тогда в лес ночью послала!