Мгновения жизни - [122]

— Это, должно быть, нетрудно, перевести дух, — сказал он, пытаясь улыбнуться, и прислонился к лежащей на песке перевернутой и брошенной лодке. — Особенно если учесть, что в последние дни мне не удается проглотить комок в горле, дыхание застревает.

Грейс собралась сфотографировать его, но потом передумала и опустила камеру в глубокий карман своего старого твидового жакета. Она вдруг поняла, что хочет снимать его как можно чаще: эти фотографии помогут ей выжить, после того как его не станет. Поздно вечером и рано утром, когда он спал, она работала в крохотной фотолаборатории, внимательно рассматривая негативы и решая, какой из них напечатать. Потом она проводила долгие часы над готовыми фотографиями, изучая каждую черточку его, каждую смену выражения, чего никогда не смогла бы сделать с живым человеком. Он начинал нервничать и раздражался, если она все время держалась рядом. Ему не нравились ее «встревоженные взгляды», как он называл их. Но по ночам, сидя в одиночестве в фотолаборатории, она всматривалась в его лицо и улыбалась, если улыбался он, и морщилась от боли, если замечала, как болезненно кривятся уголки его губ.

— Все нормально, можешь меня фотографировать, — сказал он.

— Я знаю. Просто света уже мало, — солгала она. Они двинулись дальше.

— Не деликатничай со мной, Грейс, — сказал он.

Она искоса взглянула на него.

— Что ты имеешь в виду под словом «деликатничать»?

— В тот день, когда ты прекратишь фотографировать меня, я пойму, что превратился в ходячий труп.

— Неправда, мне нужны твои фотографии, чтобы…

— Чтобы вспоминать меня, я знаю. Но я знаю и то, что ты обожаешь свою работу, так что не говори, будто медленное умирание не интересует тебя с профессиональной точки зрения.

Грейс открыла было рот, чтобы запротестовать, но потом лишь покачала головой и улыбнулась, осторожно положив руку ему на плечо.

— Нет, лучше я промолчу.

Он улыбнулся в ответ.

— Помимо того, что ты захочешь вспоминать меня, есть еще одно соображение. Будущие поколения будут глядеть на эти снимки и говорить: «Так вот он какой, этот Джефферсон Макгроу, который умирал медленно, но с таким необычайным достоинством». — И тут он заплакал. Он плакал, она обнимала его, и на этот раз глаза ее были сухими.

По ночам в фотолаборатории ей становилось все труднее. Она начала замечать перемены в его лице, которых не видела днем: вокруг глаз и в уголках губ у него появились новые морщинки от боли, а в глазах поселилась неизбывная усталость.

— Вы видите его каждый день, каждую минуту, — объяснила ей Джой. — Вы не замечаете незначительных перемен. И это совсем неплохо.

— Я вижу их на фотографиях, — обронила Грейс.

Он проснулся только к ленчу. Они даже выпили немного белого вина с креветками и французскими булочками. Лучи солнца проникали сквозь открытую дверь и окна, заливая кухню теплым ярким светом, обманчивым, внушающим надежду на то, что жизнь — все-таки неплохая штука.

К полудню он разнервничался из-за своих детей. Он позвонил родителям Черри, но они отказались сообщить ему, где можно найти Черри и девочек.

— Ты и так причинил им достаточно боли, — заявила теща.

— Но девочки? Я должен увидеться с ними.

— Тебе следовало подумать об этом до того, как ты стал обманывать их мать.

— Я думал о них и о Черри, именно поэтому и не ушел от них.

— Так что, теперь они должны быть тебе благодарны? — Грейс расслышала в трубке женский смех, резкий и театральный, хотя она стояла в двух шагах от аппарата. «Какая мать, такая и дочь», — подумала она.

Джефферсон обратился к своим бывшим коллегам по адвокатской конторе с просьбой выяснить, что можно предпринять.

— Грейс, я могу больше никогда не увидеть своих дочерей.

Он еще раз позвонил тестю с тещей.

— Мне очень жаль, Джефферсон, но я уже сказала тебе: в данный момент Черри и девочки не хотят ничего слышать о тебе. Я знаю, что ты болен, и мне очень жаль.

— А как насчет девочек? Неужели у них нет права увидеться со своим отцом, до того как он умрет?

— Ну, не стоит преувеличивать, Джефферсон. С девочками все в порядке, и мы не видим никакой нужды в том, чтобы заставлять их пройти через эти… неприятности.

— Именно так она и выразилась, — пожаловался Джефферсон Грейс, — «неприятности». Должен сказать, что, наверное, больше всего на свете я буду жалеть о том, что уже не увижу, как моя дорогая теща сама столкнется с этими «неприятностями».

— Тебе следует обратиться в полицию, в социальные службы, или куда там еще обращаются в таких случаях. Ты имеешь право увидеться с дочерьми, тебе должно быть известно об этом, ведь ты адвокат. А у них есть право повидаться с тобой. Как они будут себя чувствовать, узнав о том, что им не дали…

Джефферсон закончил предложение за нее.

— Увидеться со мной перед смертью. Ты права.

— Мне не разрешили увидеть мою мать после того, как она погибла. Это было самое худшее, из того что они могли сделать, поскольку потом мне было неизмеримо труднее расстаться с ней. Нет, на твоем месте я позвонила бы даже в это чертово ФБР. Откровенно говоря, я заковала бы Черри в наручники и бросила в камеру, оставив ее без водки или этой ее проклятой розовой помады.