Мгновение истины. В августе четырнадцатого - [48]

Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой, Туда, где бой кипит, где русский штык бушует…[12]

– Прощайте господа, даст бог еще свидимся!

Офицеры гурьбой вышли провожать своего любимца до порога. Казакевич с Сорокиным, держась за стремена, проводили друга до конца аллеи.

– Прощайте братцы. Не поминайте лихом! – Аристарх поочередно обнял верных друзей и, сдавив шпорами бока своего буланого, поскакал вслед за Кузьминым.

Догнав вестового, Аристарх осадил коня.

– Скажи-ка братец, а кто экзаменует полк?

– Главнокомандующий войсками Гвардии и Петербургского военного округа великий князь Николай Николаевич, – четко, без запинки, словно заученный урок отрапортовал гусар.

«О-о, это серьезно, – подумал про себя Аристарх, чувствуя себя уже полноправным членом этого большого и славного воинского коллектива. – Если простой гусар, так четко и без запинки величает великого князя, то, я думаю, и остальные не подкачают».

Эта внутренняя надежда на то, что его полк с честью выдержит все испытания, не покидало юного корнета до тех пор, пока он мчался, оставив далеко позади вестового, к заветному полю, где показывали свое строевое и боевое искусство его однополчане.

И это чувство еще более окрепло, как только он увидел, как эскадроны по сигналу трубы четко и слаженно атаковали сомкнутую пехоту и конницу, как неожиданно размыкались и складывались в гармошку, чтобы опять мгновенно развернуться. Опытный взгляд кавалериста сразу же оценил, что все перестроения производились на самых широких аллюрах, что за все время смотра ни разу не произошло ни ломок фронта, ни малейшего замешательства.

Спешившись недалеко от деревянной трибуны, окруженной со всех сторон казаками Императорского конвоя, Аристарх невольно прислушивался к высокому голосу проверяющего. К своей радости, он слышал из уст великого князя, наблюдающего за маневрами, только слова восхищения. По окончании учений великий князь Николай Николаевич, собрав всех офицеров гусарского полка, который он экзаменовал, искренне похвалил их:

– Спасибо, господа офицеры, за ваш ратный труд! Я уже давно не испытывал такой радости, которую вы доставили мне сегодня. Полк действительно оказался лучшим среди лучших кавалерийских частей. Я твердо уверен, что полк, если понадобится, покроет новой славой свой старый штандарт!

Аристарх с замиранием сердца слушал слова похвалы в адрес своего полка, словно сам только что принимал участие в высочайшем смотре.

Дождавшись, пока свитская кавалькада великого князя покинет поле, где проходил смотр, Аристарх, оставив коня вестовому, направился к разгоряченным офицерам, которые шумно и весело обсуждали маневры и лестную для всех похвалу великого князя.

Корнет с замиранием сердца подошел к полковому командиру Нелюдову, человеку небольшого роста, довольно тучному, которому на вид можно было дать не больше сорока лет. Громким командирским голосом он доложил:

– Господин полковник, корнет Баташов, представляюсь по случаю прибытия в полк для дальнейшего прохождения службы.

– Не так громко, корнет! Оглушили меня совсем, – сказал полковник и, внимательно присмотревшись к юному офицеру, спросил: – Кого-то вы мне напоминаете. Не служил ли в полку кто из ваших родственников?

– Так точно, ваше высокоблагородие. Здесь мой дед служил. Подполковник Евграф Аркадьевич Баташов.

– А-а, помню, конечно, помню. Будучи корнетом, служил под его началом. Славный был командир.

– Господа офицеры! – обратился полковой командир к своим подчиненным. – Рекомендую вам корнета Баташова. Прошу любить и жаловать.

Офицеры окружили молодого офицера со всех сторон, задавая обычные при знакомстве вопросы.

– Какое училище и по какому разряду окончили?

– Кто отец?

– Не женат ли?

Аристарх не успевал отвечать.

– Господа офицеры, довольно мучить корнета, у него от сегодняшнего дня, наверное, и так голова кругом идет…

– А теперь внимание, господа офицеры! – Полковник, вытащив из командирской сумки бумагу и окинув подчиненных сочувствующим взглядом, объявил: – Пока вы здесь экзерсисами занимались, я получил приказ: «Немедленно выступить к новому месту дислокации. Посадка первого эшелона в Гатчине в 12 часов 40 минут ночи сего числа».

– А как же праздничный ужин у ее высочества, шефа полка? – разочарованно произнес кто-то из офицеров. – Ведь великая княгиня будет ждать нас.

– Подполковник Высоцкий, подготовьте, пожалуйста, извинительную телеграмму ее высочеству и отправьте ее немедленно.

– Будет исполнено!

– Вот видите, голубчик, и вам за праздничным столом посидеть не удалось. С родителями-то простились?

– Нет. Не успел.

– Сколько вам надо времени, чтобы проститься?

– Суток трое хватит.

– Что так долго?

– Да у меня maman с сестрой в поместье на лето уехали.

– Далеко ли поместье ваше?

– В Белгородском уезде. За Осколищем-селом.

– Даю вам четверо суток отпуска, по окончании которого вы должны прибыть на место дислокации полка. Мне кажется, вы должны знать наш адрес.

– Как не знать, ваше высокоблагородие, – обиженно промолвил Аристарх, – адрес известный: Межибужье, Летичевский уезд, Подольская губерния.

– Не обижайтесь, корнет, – благодушно промолвил полковой командир. – Не забудьте только на радостях, что через четыре дня вы должны непременно прибыть на место дислокации полка.