Мгла - [44]

Пришел Сашка. Он как будто нарочно дал им время раздеться. Он быстро сбросил рубаху и спортивные штаны, оставшись в длинных узких трусах. Сашка был пониже Зудина, но шире в плечах и массивнее, от шеи до голеней в выпуклых и рельефных мышцах. На груди и спине у него были татуировки.

— Саш, тебе только палицы не хватает, — улыбнулась Ромашка.

Зудин заметил, что она довольно внимательно разглядела его.

— Саш, что означают твои татуировки? — спросила она.

— На груди коловрат — символ древних славян, а на спине бог Перун.

— Сашка язычник, — сказал Зудин.

— Да? — удивилась она.

— Это мои боги. — Он повернулся к ним лицом и расправил грудь.

— Поэтому у тебя и дом и баня в таком стиле?

— Да, — Сашка улыбнулся широким лицом. — Ну, всем легкого пара!

В парилке Зудин и Ромашка сразу сели. Она сняла с себя простыню, свернула и положила под попу. Сашка плотоядно посмотрел на ее грудь.

— Ой, а чем это так волшебно пахнет? — спросила она.

— Эвкалиптом.

Ее ровная кожа покрылась мурашками, соски встали, словно он дотронулся до них холодными пальцами. Сашка схватился за ковшик, будто в нем было спасение, плеснул на камни.

— Для первого раза недолго, — сказал он.

Когда они вернулись в предбанник, он налил всем пива. Ромашка снова завернулась в простыню, ее лицо порозовело. Сашка отпил несколько глотков и вышел покурить.

— Как тебе Сашка? — спросил Зудин.

— Классный.

— Я хотел, чтобы он был в твоем вкусе.

— Ты угадал. Мне нравятся такие, как ты или он. Не люблю дохлых. А чем он занимается?

— Стриптизер.

— Прикольно, — улыбнулась она.

— И трахает баб за деньги.

— Типа проститутки? Это ужасно! Трахать за деньги какое-нибудь страшилище или старуху, это недостойно мужчины.

— Его клиенты исключительно красивые женщины. И, разумеется, состоятельные.

— Это на их деньги он отгрохал такую избу? — усмехнулась Ромашка. — Красивым не надо платить, чтоб их трахали. Им самим платят за это.

— Просто мало кто умеет это как он.

— А ты откуда знаешь?

— Мы друзья.

— Наверное, вы с ним на этом тапчане оттрахали целую кучу баб, — в ее голосе проскользнула обида.

— Я не оказывал ему помощь на этом поприще, — Зудин отвечал на колкие вопросы не задумываясь, твердо и четко, его глаза стали холодными.

— Честно? — ее обида прошла, холод голубых глаз снова безумно притягивал.

— Я не сплю с женщинами за деньги. Деньги у меня есть и так, а для отношений мне нужны чувства.

— Знаешь, мне неловко. Как будто я тоже должна заплатить.

— Прекрати. Сегодня не тот случай. Ты же видишь, как он на тебя смотрит, ты вскружила ему голову, — он взял ее за плечи и повернул к себе. — Я уверен, что у него не было такой девушки как ты.

Зудин лежал на животе, вытянувшись на полке во весь рост, и тяжело дышал. Ромашка сидела на нижней полке. Сашка двумя вениками плавными движениями гонял по парной воздух. Горячие, но не тяжелые волны накатывали на их тела. Ромашка откинулась к стенке и закрыла глаза. Было и тяжко и хорошо. Сашка шаманил над Зудиным, двигая вениками от затылка до пят.

— Хорошо… Ох, хорошо, — бормотал Зудин.

Она вышла из парной и сразу на улицу и захлебнулась свежестью. Тело наполнилось легкостью и томлением. Она поправила на груди простыню и посмотрела вокруг. Птицы щебетали со всех сторон, а человеческих голосов было не слышно. Дома казались пустыми, только откуда-то тянуло дымком. Прохладный весенний вечер таял над землей, как туман. Пряная земля дышала. Ромашка улыбнулась.

За дверью послышались голоса мужчин. Красный, с прилипшими листьями, Зудин вышел на улицу. Его мускулистая распаренная спина блестела. Он прошлепал мимо босыми ногами, поднял ведро с водой и вылил на себя.

— Брр! — посмотрел на нее ошалелыми глазами и засмеялся.

— Я тоже обольюсь! — крикнула она, — только после парилки!

Она прошмыгнула в парилку. В предбаннике Сашка наливал пиво. Когда Зудин, блаженный от удовольствия, плюхнулся за стол, Сашка спросил:

— Почему ты не женишься на ней?

Зудин взглянул на него и тут же спрятал глаза.

— Узнаешь, почему.

Было жарко, но ей было хорошо, она чувствовала, что можно поддать еще. Вязкие, цепляющиеся за кожу капли скатывались по телу. Ромашка дотронулась языком до плеча и ощутила немного солоноватый вкус. Она чувствовала себя очень здоровой, полной сил.

— Поддай-ка, — сказал Зудин. — Теперь ее очередь.

Сашка глянул на Ромашку.

— Давай, — кивнула она.

— Ай, молодца! — Сашка плеснул на камни.

Она сняла простыню, постелила на верхней полке и широкими размашистыми движениями взошла наверх. В горячем тумане проплыли тени по липовым доскам. Сашка успел насладиться видом ее сильных раскрасневшихся бедер. Она блеснула влажными боками и легла лицом вниз, вытянув руки вдоль тела. Крутые ягодицы расслабились.

— Снимай трусы-то, — сказал Зудин.

— Да, лучше снять, — согласился Сашка.

Он застыл в ожидании с вениками в руках. Зудин тоже смотрел на нее. Она оттолкнулась руками от полки, села и, качнувшись влево-вправо, сняла трусы. Она сделала это, не поднимая глаз, как будто была в парилке одна, без смущения. И все же в ее мнимом и молчаливом одиночестве, в ее движениях, в опущенном лице, в сдвинутых коленях можно было заметить стыдливость.