Межзвездная неотложка - [39]

– Я тут слыхал, как сестры болтали, – продолжал чалдерианин, – и, похоже, у тебя большие неприятности. Надеюсь, все образуется, а если нет, и тебе придется уйти из госпиталя... В общем, до Соммарадвы отсюда так далеко, и если тебе по пути захочется побывать на другой планете, знай: мой народ тебя с радостью примет. Ты сможешь прогостить у нас столько, сколько захочешь. Чалдерскол – высокоразвитая планета, и там не будет никаких проблем с жизнеобеспечением и синтезированием пищи для тебя. А планета такая красивая, – мечтательно добавил он, – намного красивее, чем чалдерианская палата...

Когда чалдерианин наконец прервал связь, Ча Трат откинулась на подушки. Она не расстроилась, не впала в отчаяние – она просто устала. Соммарадванка думала об океанической планете Чалдерскол. Еще до того, как пойти на практику в палату АУГЛ, она изучила в библиотеке материалы об этой планете, чтобы было о чем говорить с пациентами. Поэтому кое-что о Чалдерсколе знала. Мысль о том, чтобы пожить там, сильно разволновала Ча Трат. Она понимала, что ее, инопланетянку, которую Муромесгомон удостоил высокой чести – разрешил звать его по имени, на планете примут хорошо и позволят гостить там сколько угодно. Однако к этим приятным мыслям примешивались другие: ведь полет к Чалдерсколу означал ее уход из госпиталя.

Чтобы отвлечься от этих мыслей, Ча Трат стала гадать, как же удалось такому тихому и застенчивому чалдерианину уговорить злюку Гредличли пустить его на сестринский пост к коммуникатору? Может быть, он добился этого, снова пригрозив все там порушить? А может быть, что более вероятно, чалдерианину разрешил позвонить О'Мара или даже сам ему это предложил?

Эта мысль ей тоже не понравилась, однако не помешала уснуть. То ли заклинание чародея продолжало действовать, то ли к нему примешались лекарства – только Ча Трат крепко уснула.

В последующие дни ее навещали только сокурсники – когда поодиночке, когда группами, если позволяли размеры палаты. Дважды наведывался Креск-Сар, но он, как и все остальные, вообще не касался медицинских вопросов. А однажды пришли О'Мара и Конвей, а уж эти ни о чем, кроме медицины, разговаривать не желали.

– Доброе утро, Ча Трат, как вы себя чувствуете? – начал диагност. Такого начала она и ожидала.

– Очень хорошо, спасибо, – ответила соммарадванка, как и должна была ответить.

Затем ее подвергли скрупулезному осмотру.

– Вы, вероятно, уже поняли, что на самом деле в осмотре особой необходимости не было, – сказал Конвей, накрывая ее простыней, – да и в лечении, по большому счету, тоже. Но мне впервые представилась возможность поближе познакомиться с физиологической классификацией ДЦНФ, а не только со строением одной конечности. Благодарю вас, это было очень интересно и полезно.

Ну а теперь, – продолжал диагност, – когда вы совсем поправились, – тут он искоса быстро взглянул на O'Mapy, – вам потребуется только курс восстановительных упражнений. А что же нам с вами делать дальше?

Ча Трат подозревала, что вопрос риторический, но ей мучительно захотелось ответить на него. Она взволнованно проговорила:

– Были ошибки, недопонимание. Но это не повторится вновь. Я хотела бы остаться в госпитале и продолжить обучение.

– Нет! – резко сказал Конвей. И продолжил более сдержанно:

– Вы хорошей хирург, Ча Трат, а потенциально – просто замечательный. Потерять вас – значит погубить большой талант. Однако держать вас в штате... с вашими понятиями о медицинской этике... это невозможно. Теперь в госпитале не осталось палаты, которая приняла бы вас на практику. Сегрот взяла вас только потому, что за вас хлопотали мы с О'Марой.

Я стараюсь делать так, чтобы мои показательные операции были как можно более интересными для практикантов, – добавил Конвей, – но всему есть пределы, черт подери!

Но пока ни тот, ни другой не произнесли слов, в которых содержалось бы четкое указание покинуть госпиталь, и Ча Трат поспешила сказать:

– Ну а если все-таки что-нибудь сделать такое, что гарантировало бы мое примерное поведение? В одной из первых прослушанных мной лекций рассказывалось о мнемонической системе изучения физиологии других видов, которая фактически заключается в том, что реципиент приобретает сознание представителя иного вида. Вот если бы мне дали такую запись, на которой был бы изложен более приемлемый, с вашей точки зрения, кодекс профессиональной этики. Уверена, я бы перестала доставлять вам неприятности.

Она взволнованно ждала ответа, но земляне, не обращая на нее внимания, уставились друг на дружку.

Ча Трат уже знала о том, что такой госпиталь просто не смог бы существовать без мнемограмм. Ни один мозг, независимо от того, к какому виду принадлежал его хозяин, не в состоянии был вместить колоссального объема знаний по физиологии, необходимых для лечения больных. А вот мнемограммы представляли собой полный набор сведений по физиологии каждого больного. Они являлись всего лишь записью мозговых волн какого-нибудь величайшего медицинского ума, относящегося к той же расе, что и пациент.

Существу, получающему мнемограмму, приходилось принять в свое сознание – чужое, принадлежащее совершенно незнакомой личности. С субъективной точки зрения все выглядело именно так: реципиент начинал ощущать все пережитое, все воспоминания, все особенности личности того существа, чья психика лежала в основе мнемограммы. Мнемограммы невозможно было отредактировать. И ту степень замешательства, эмоциональной дезориентации и смещения личности, которые возникали у реципиента, адекватно не могли описать даже пережившие это самолично диагносты и Старшие врачи.