Междуглушь - [106]

Стоп, о чём это она думает? Всё это чушь, не об этом надо думать! Ник в опасности! Надо его спасать!

— Майки, послушай…

— Нет, это ты меня послушай! — МакГиллу не было дела до того, чтó она собиралась сказать. Он не позволит ей украсть у него это мгновение! Майки запустил руку в складку своего безобразного тела, которая когда-то была карманом, и вытащил оттуда монетку. — Ты предпочла мне Милоса! — Он схватил руку Алли. — Если ты не будешь моей, то не будешь ничьей! — выкрикнул он, впечатал монетку в ладонь Алли и сомкнул её пальцы вокруг старого дайма. Он заранее твёрдо решил, что не проронит ни звука, пока девушка будет возноситься к свету, но обет пошёл побоку — он не мог не сказать ей слов, произнести которые до этого момента не решался:

— Я люблю тебя, Алли…

И теперь он ждал, когда же она уйдёт.

Ждал.

И ждал.

Но глаза Алли не расширились при виде запредельного, космического чуда. Отсвет вечности не лёг на её лицо. Она не исчезла в звенящем радужном мерцании. Она стояла, словно загипнотизированная, ослеплённая и оглушённая исповедью его сердца — но она никуда не ушла. Затем, очнувшись, Алли сжала его руку — крепко, но нежно — и сказала:

— Майки, нам надо поговорить.

Он отпустил её руку, не зная, что предпринять — его воображение не шло дальше этого мгновения. Он представлял себе, что Алли уйдёт, а он навечно останется скорбеть и убиваться по ней — вот так всё красиво кончалось. Но Алли сунула ему монету обратно.

— Для скинджекеров эта штука не срабатывает, — сказала она. — Мне столько нужно тебе рассказать, но сейчас не время. Пожалуйста, отпусти! Мне нужно помочь Нику.

Майки вернул своей извращённой клешне вид нормальной человеческой руки и бережно принял монетку.

— Для меня тоже не срабатывает. Значит, ни ты, ни я пока не готовы.

Алли с изумлением уставилась на его преобразившуюся руку.

— Как ты это сделал?

— Я много чего умею, — буркнул Майки и в доказательство надел своё обычное красивое лицо. Всё остальное, правда, пока осталось телом монстра. Алли пришла в восторг.

— Ты можешь меняться по желанию?

— У тебя свой талант, — сказал Майки, — у меня — свой.

— А почему ты мне об этом не говорил?

— Я думал, ты ненавидишь монстров.

— Да ты никогда не был монстром, Майки! Ни тогда, ни теперь!

— Я то, чем хочу быть. Я могу стать всем, чем мне угодно.

Алли покачала головой и улыбнулась.

— Тогда — я буду любить тебя, чем бы ты ни стал, потому что под всеми этими личинами ты всё тот же Майки МакГилл.

Майки сделал шаг назад. Неужели она пытается провести его, что бы он её отпустил?

— Но… но ты же любишь Милоса…

Алли рассмеялась.

— Так вот что ты себе вообразил! Потому ты и бросил меня?

— Я видел, как ты его поцеловала…

Алли ахнула про себя — так вот оно что! Он видел их поцелуй!

— Майки, — сказала она, — ты такой дурачок! — А затем посмотрела ему прямо в глаза. — Ты — единственный. Я люблю только тебя.

Майки почувствовал, что его уши сами собой увеличиваются в размерах — как будто чем лучше он будет слышать, тем легче ему будет понять, что происходит.

— Докажи! — потребовал он.

— Идёт! — согласилась Алли. — Ну-ка, сделай из себя такое страшилище, на которое и взглянуть было бы противно, такое, чтобы хуже уже ничего не могло быть. Но давай побыстрей, мне некогда!

Майки углубился в себя, чтобы отыскать самое ужасающее из того, что таилось в его душе: самое гадостное из своих чувств, самый кошмарный из своих страхов — и вытащил на поверхность такой чудовищный, отвратительный лик, что его холуи в омерзении отвернулись. Лик, при одном взгляде на который живой человек превратился бы в камень. Лик настолько богопротивный, что ни в одном языке не нашлось бы слов, чтобы его описать.

Однако Алли не только не отвернулась, она просунула руки между прутьями, притянула ужасную голову к себе и поцеловала.

Поцелуй был само совершенство. Конечно, ему не хватало пыла, страсти, зашедшегося дыхания — всего того, что вложила Алли в тот поцелуй, что подарила Милосу, — зато здесь было нечто большее. Огонь преходящ: вспыхнет — и нет его, но поцелуй Майки и Алли знаменовал неразрывную, возможно, даже вечную связь между ними. Под конец поцелуя Майки снова вернулся в своё обычное, миловидное обличье; и в момент, когда их губы разомкнулись, он понял то, что должен был понять уже очень-очень давно: ни Милос, ни любой другой послесвет, да вообще никто ни в одном из миров — никогда не сможет встать между ним и Алли, отныне и до того дня, когда они оба встретятся с Создателем.

— А теперь, пожалуйста, Майки… Будь добр, отпусти меня! Мне нужно пойти помочь Нику!

Внезапно Майки почувствовал себя таким нагим и беззащитным перед ней, что отступил на шаг и схлопнулся, снова одеваясь в панцирь; но тут же опомнился, поднатужился и заставил свою защитную броню рассосаться. Это оказалось сложнее, чем просто изменять свои черты, сложнее, чем отрастить руку, или щупальце, или глаз, но он справился и поклялся себе, что никогда больше не будет прятаться в панцирь.

Он повернулся к своим последователям, потрясённо таращившим на него глаза.

— Постой-ка… — сказал один из них. — Но ты же не МакГилл!

Майки хотел было превратиться во что-нибудь поуродливее — приструнить подчинённых, — но передумал. Да, он может стать чем угодно, но ведь роль монстра — не единственная, а он не прочь попробовать себя в каком-нибудь другом амплуа. Поэтому вместо грозных клыков он отрастил парочку длинных белых ушей.