Между жизнью и смертью - [13]
Никто из них даже подумать не мог, что за тысячу километров от Москвы, в невзрачной саманной мазанке, бедного шахтёрского посёлка на Донбассе, в первых числах марта 1923 года сидел молодой человек, перехвативший позднее верховную власть. Пройдёт ровно тридцать лет и Никита Сергеевич Хрущёв, после смерти генералиссимуса Сталина, постепенно заберёт её в свои сильные, рабоче-крестьянские руки.
***
- Грязюки-то скоко! – Григорий с трудом пробирался по склонам довольно глубокой балки, прозванной в народе Дурной. - Чистое наказание Господне…
Талая вода, стекая с крутых склонов, подставивших голые бока разбуженному солнцу, превращала процесс форсирования балки в сплошное мучение.
- Липнет и липнет! – он осторожно, чтобы не потерять в жирной жиже щегольскую, «нэпмановскую» калошу, обутую на новый, хромовый сапог приподнял левую ногу. - Зачем только я зараз попёрся в такую даль?
Подобранной тут же сухой палкой, Григорий очистил обувь, утяжелённую многослойными налипанием сизой грязи.
- Всё одно, что масло, - он даже залюбовался блеском влажной земли. – Хоть на хлеб намазывай.
Через несколько минут путник всё-таки выбрался на противоположный бок неласковой балки. Там дело пошло веселее, утрамбованная до состояния льда снежная дорожка, даже не думала таять.
- Ага! Кажись прибыл. – Григорий незаметно для себя вошёл в грязный рабочий посёлок, притулившийся на самом верху прыщеватого холма. - Только бы он был дома.
Он взглядом выискивал знакомые ориентиры крытого соломой небогатого домика Хрущёвых, куда он впервые попал почти год назад. Тогда знакомца Кошевого дома не оказалось.
- Никита ищо служит в Красной Армии. – Сообщил его отец, назвавшийся Сергеем Никаноровичем.
- Жаль.
- Осенью обещали демобилизовать.
- Видать не судьба.
- А тебе, зачем мой сын?
- Его сослуживец по Царицынскому фронту привет передал.
- Тогда лады, - хмуро сказал он. – А то шляются кто не попадя.
Спросив напоследок, где работает гость, пообещал сообщить, когда Никита демобилизуется. Недавно получив с оказией, случайную весть о возвращении того домой, Григорий в первое же свободное воскресение отправился в соседнюю слободу Александровка.
- Хотя толку никакого. - Шелехов подошёл к цели своего похода. - Чем он мне поможет теперь? Я устроился, работаю… Ну да ладно. Раз пришел, узнаю. Может зять, Михаил прислал письмо с новостями?
Григорий кулаком пару раз стукнул в высокие деревянные ворота. Во дворе зло залаяла собака. Тут же, словно давно ожидая некоего сигнала, всё собачье племя посёлка отозвалось разноголосым хором. В низкое, хмурое небо взлетали отрывистые звуки скуки и звериного нетерпения.
- Кого там принесла нелёгкая? – поинтересовался скрипучий голос из приоткрытой двери дома.
- Я в прошлом годе к вам заходил.
Григорий, нервно переминаясь с ноги на ногу, дождался, когда со скрипом открылась входная калитка тёмных от времени ворот. Старший Хрущёв коротко поздоровался и провёл гостя в низенькую комнату, где за небогато накрытым столом сидело несколько человек.
- Здорово! Проходи, садись. – Сидящий за скромным праздничным столом сын хозяина дома поднялся навстречу вошедшему Григорию, который несколько поспешно поздоровался:
- Здорово бывали!
- Проходи не стесняйся, у нас застолье.
Он крепко, по-пролетарски, пожал протянутую руку гостя и назвал себя:
- Никита Хрущёв.
- Григорий… - тот невольно замешкался в ответ. - Шелехов. Знакомый Вашего сослуживца Михаила Кошевого…Инородец из Вёшенской станицы.
- Это ты брат брось. – Засмеялся Никита.
Улыбка очень шла к его широкой крестьянской физиономии. Небольшие глаза, близко посаженные на курносом лице, хитро заблестели.
- Нет больше инородцев, казаков, дворян. Теперича все товарищи... Не для того мы с тобой кровь на фронтах проливали, чтобы церемонии разводить… - Аль не так?
Никита, уже не улыбаясь, строго посмотрел на Григория, ожидая ответа. Тот смутился и сказал:
- Проливали…
- Где служил?
- Служил командиром эскадрона в Первой конной армии товарища Будённого. - Он не знал, что известно Хрущёву о его прошлом. - Бился с белополяками, неоднократно ранен…
- Вот видишь! – Никита опять заулыбался. - Служили одному делу… Да ты садись, чего стоишь?
Мать Никиты, которую он представил, как Ксению Ивановну подала гостю чистую тарелку и вилку. Во главе стола торжественно восседал отец семейства, с которым Григорий познакомился в прошлый раз. Он немедленно налил в тёмные гранёные стаканы мутного самогона.
- Давай выпьем по случаю праздника! – Никита кивнул головой в сторону тихо сидящего, светловолосого мальчика. - Сынишке, Лёньке, шесть лет исполнилось.
- Моему семь...
Выпили дружно и также рьяно закусили. Разговор, потревоженный нежданным приходом гостя, вновь вернулся в первоначальную колею. Мать и порядком захмелевший отец Никиты громко обсуждали что-то с его сестрой Ириной. Григорий, пересев поближе к младшему Хрущёву, вёл с ним сытую беседу:
Гитлеровцам так и не удалось вырваться из Сталинградского котла. Окружением и разгромом закончилась для них Сталинградская битва. За ней отгремела Курская и покатился фронт на Запад. А с ним и наши герои, что закончили свой боевой путь в Берлине. Пришла пора возвращаться домой. Как встретит их Родина и как сложатся их судьбы в послевоенное время. Читайте заключительную книгу эпического романа Владимира Шатова "Дон течёт к морю".
Яростным пламенем заполыхала на берегах Волги Сталинградская битва. Насмерть стоят защитники города. И не причём здесь "Приказ № 227" "Ни шагу назад". Просто знают они, что за Волгой для них земли нет.Перепутаны и без того непростые судьбы наших героев. Опалены сражением. В пылающем Сталинграде находит Григорий Мелехов старшего сына. И там же теряет его в горниле войны...
Продолжение романа Владимира Шатова "Дон течёт к морю". Началась Великая Отечественная война. Мелехов, Кошевой, Шелехов и другие казаки на фронте. Воюют с немцами, как и в Первую Мировую. Им приходится отступать и на казачьи земли приходят оккупанты. До тех пор, пока не выйдет знаменитый Приказ № 227 "Ни шагу назад!".
На что надеяться во время КАТАСТРОФЫ? И какая, в сущности, разница, что это за катастрофа: Всемирный Потоп или Ядерная Зима. Надежда одна - Ковчег.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.