Между жизнями. Судмедэксперт о людях и профессии - [9]

«Дело как раз в том, что ни мой друг, ни я не воспринимали все это как убийство. Мы участвовали в серьезном процессе — добывали продукт питания. Это я сейчас так выражаюсь, а тогда мы и об этом не думали. Все казалось естественным: кролик выращивался ради крольчатины, он вырос, мясо было получено. Никакого страха. И никакой жестокости.

Иногда в своих перемещениях по селу мы заходили на бойню и видели огромные вздутые внутренности, выброшенные на заднем дворе (наверное, потом их куда-то увозили). Тучи мух облепляли блестящие на солнце кишечники и желудки, от гниющей плоти исходила невыносимая вонь. И даже тогда ни у кого из нас не возникал страх, было неприятно, но интересно.

Вот скажите, как часто вы сталкивались в своей жизни с дохлыми собаками?»

Я задумался.

«Пару раз, наверное. На дороге, проезжая мимо. Знаете, когда собаку сбивает машина, и она остается лежать на асфальте».

«Это не считается, — заключил эксперт. — Я в детстве видел мертвых животных неоднократно. Бывало, забредешь куда-нибудь в лопухи во время игры в казаков-разбойников и чувствуешь характерный запах падали. Лежит мертвая собака, по ней ползают мухи, муравьи. Через несколько дней уже появляются черви, и постепенно от трупа остается скелет. Не я один — мы все с интересом следили за этими изменениями, хотя, конечно, специально не сидели часами, глядя на гниющие останки. Иногда можно было поворошить труп палкой и посмотреть, как он выглядит с другой стороны. Опять же, никакого страха — все понимали, что собака просто сдохла и ее просто жрут черви.

Так как практически у всех жителей имелось личное хозяйство, то дети с самого раннего возраста принимали участие в заготовке запасов на зиму. Происходили такие массовые заготовки, как правило, поздней осенью или в начале зимы, когда устанавливались морозы. Куры, утки, гуси забивались десятками. Уже лет с двенадцати я самостоятельно забивал кур, и это не было чем-то выдающимся. Посмотрев, как с этим управляется отец, я понял, что в этом деле главное — быстрота и уверенность. Некоторые для того, чтобы отрубить голову курице, использовали два гвоздя, вбитых в деревянную чурку. Голова курицы просовывалась между ними, фиксировалась, и человек, потянув птицу за ноги, наносил удар топором по растянутой шее. Мы же никогда не использовали гвозди, а просто клали курицу на чурку и отрубали ей голову.

Вы слышали о том, что курица без головы способна еще какое-то время бегать? Это не анекдот, все так и есть. Весной мы закупали цыплят бройлеров, которые к осени вырастали в настоящих страусов. Вот такой бройлер как-то вырвался у меня из рук и рванул в огород, только и слышно было, как трещали кусты смородины. Не догонишь! После этого случая я, отрубив курице голову, просто на несколько минут прижимал тушку к земле. Минуты через две-три способность бегать пропадала, и безголовая птица только перебирала ногами в воздухе и хлопала крыльями. Еще минут через пять тушку окунали в ведро с кипятком на пару секунд и после без труда ощипывали.

Сложнее было с поросятами. Так же, как и цыплят, их покупали по весне, кастрировали (отец делал это самостоятельно), и к зиме они превращались в огромных жирных кабанов. Для забоя выбирался выходной день, приглашались родственники или друзья, потому что работа предстояла серьезная и нелегкая. Мне вначале не разрешали присутствовать при забое (у нас это называлось «заколоть поросенка»), но потом позволили, и я охотно помогал отцу и дяде. Сперва жертву выводили из сарая — во-первых, там было недостаточно светло, а во-вторых, вытаскивать оттуда тушу забитого кабана гораздо сложнее. Животное почти всегда выходить не хотело, видимо, что-то подозревая, и отчаянно сопротивлялось, но его все-таки выводили во двор и клали на бок. Трем взрослым мужчинам это удавалось с большим трудом, поэтому сам процесс забоя старались проводить быстро, пока хватало сил его сдерживать. Большой нож вкалывался между ребер аккуратно в сердце, поросенок при этом отчаянно громко визжал и пытался освободиться. Моей задачей было подставить чистый таз под рану для сбора крови, которая сильно хлестала, — наверное, именно тогда я впервые увидел, какое бывает кровотечение при ранении сердца. Не всегда процесс забоя проходил идеально. Однажды очень крупный кабанчик вырвался после нанесенного ему удара и загнал мужиков на высокое крыльцо, где они и просидели минут тридцать, пока кабан ходил внизу. Он явно был недоволен таким раскладом. Нож пульсировал в его сердце, кровь лилась на землю, но животное, видимо, решило не умирать до тех пор, пока не отомстит обидчикам. Правда, этот случай единичный. Обычно минут через десять-пятнадцать поросенок затихал окончательно, и тогда его уже укладывали на специальный помост и дважды обрабатывали паяльной лампой: первый раз — для того, чтобы убрать щетину, а второй — для удаления верхнего слоя шкуры, чтобы корочка у сала была мягкая и нежная. Иногда подпеченное ухо или хвост давали погрызть детям, это было очень вкусно. Вторая обработка длилась около часа; после нее тушу клали на спину, подперев с боков при помощи поленьев, и начинали разделывать. Первые свои знания по анатомии я получил именно тогда. Меня интересовало все: как называются органы, как они выглядят, какие из них съедобные, а какие нет. Я видел, как аккуратно их извлекают — практически по методу Шора, как умело выделяют желчный пузырь (излившаяся из поврежденного пузыря желчь придавала мясу горький привкус). По той же причине нельзя было нарушить целостность мочевого пузыря и кишечника. Так что и первые навыки эвисцерации я получил в детстве, сам того не понимая.