Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко - [12]

– Ну, Коля, порадовал ты нас! Оказывается, у нас так много внуков…

– Племянников, – подхватил Дмитрий, ловя счастливый взгляд Елены.

– Это значит, у меня за границей есть двоюродные братья?

Это задумчиво протянул Володя, словно не зная, радоваться ему или огорчаться. И обвёл всех таким растерянным взглядом, что компания рассмеялась.

– И двоюродная сестра, сынок! – кивнула ему Елена. Добавила с иронией, разведя руками: – Прости, так получилось.

Но Володя уже решил, что новость всё-таки хорошая, и спросил заинтересованно:

– А фотографии их вы не привезли, дядя Коля?

– Нет, – серьёзно ответил Кожевников. – Как её получишь? Тайно фотографировать, так я не агент разведки. Попросить у Севы и Кати, послать к ними кого-то? Во-первых, человека подставить, а во-вторых… Значит сказать им, что я рядом, в Швейцарии. Севка бы не удержался, приехал… Нет, нельзя было.

Они вновь наполнили бокалы, вновь выпили за своих родных и любимых в далёкой Франции, вспоминали, прикидывали, сколько же лет тем мальчикам и девочке, на кого они могут быть похожи… Потом разговор сам собой вернулся к заграничной поездке Кожевникова, к гитлеровской Германии, к белой эмиграции.

– Я, Николай, вспомнил генерала Архангельского и своё отношение к нему, – вернулся к оставленной теме Викентий Павлович. – Но то, что он делает сейчас… Понимаешь, они там, в эмиграции, тоскуют об утраченной Российской Империи, и не видят, что наша страна и есть продолжение этой империи… Да-да, не возражай! С другим строем, другими лозунгами, но цели, цели те же! Посмотри сам: сильная, ничего не боящаяся держава, очень быстро ставшая на ноги после огромных потрясений. Сумевшая сохранить ту же территорию. И заграница так же относится к нашей стране, как относилась к России – не любит и боится. А наши офицеры-эмигранты, называющие себя патриотами России, становятся на сторону наших врагов.

– Особенно преуспел в этом генерал Туркул… Дядя, я помню, вы с ним дружны были.

Викентий Павлович кивнул:

– Да, Митя, верно.

И вспомнил, как в девятнадцатом году, летом и осенью, когда Харьковом управляло правительство Добровольческой армии, он часто общался и с генералом Май-Маевским, и с полковниками Штейфоном, Туркулом… Теперь генерал Туркул за границей создал и возглавил Русский Национальный Союз Участников Войны. Эта организация разбросала по странам Европы свои отделения и серьёзно готовилась к вооружённой акции против СССР. Туркул и его соратники изо всех сил призывают западные правительства к войне против Сталина, готовы сотрудничать и с Гитлером.

– Там тоже чувствуют, что война близко, что она будет. Вот только не понимают, что призывают врагов на свою родину… Потому, Коля, прав твой товарищ, удержавший тебя. Встреча с эмигрантами тебе бы не простилась.

Кожевников достал коробку папирос:

– Пойду подымлю.

Дмитрий направился с другом за компанию, хотя сам никогда не курил. Они стали на крыльце, оперлись на перила. Раньше, с веранды, по этому крыльцу можно было выйти в небольшой сад, обнесённый кованой оградой. Ограда давно была убрана, несколько деревьев стояли, но садом их назвать было нельзя. Да и веранда особняка, раньше полностью принадлежавшего семье Петрусенко, была переделана под кухню.

– Что, Митяй, нравится тебе моя причёска? – лукаво спросил Николай. – Я заметил ещё когда причёсывался, посматриваешь на неё. – Засмеялся. – Не ты один, многие обращают внимание.

– Да уж, необычная. – Дмитрий заставил друга повернуть голову в фас, потом посмотрел затылок. – Оттуда привёз, из-за границы?

– Точно, там сейчас такая стрижка модная. Мне в Швейцарии парикмахер предложил, я и согласился. А что, очень даже красиво!

– Тебе идёт, – согласился Кандауров. – Я видел сегодня уже такую. В морге. Наверное, тому парню тоже шла.

Кожевников прищурил глаза, сделал крепкую затяжку, всем видом показывая: «Говори, я слушаю». И Дмитрий рассказал всё то немногое, что знал.

– Иностранец… – протянул Кожевников с удивлением. – Или, как и я, выезжал за границу.

– Оба эти контингента – иностранцы и командированные за рубеж специалисты, – доподлинно известны. Даже если не из нашего города, всё равно узнать возможно. – Дмитрий хлопнул друга по спине. – Ну, Коля, говорил я давным-давно: тебе у нас, в сыске работать нужно. Помогаешь, даже сам о том не подозревая!

– В сыске ты и без меня справишься, а там, где я сейчас – ох, как не просто…

– Suum cuique, – изрёк Петрусенко, выходя на крыльцо с трубкой в руке.

– И ваши древние латиняне как всегда правы, – кивнул Николай. – Каждому, конечно же, своё.

– Дядя, Николай рассказал такое страшные вещи. Я, конечно, много знал, но вот глазами очевидца… Какую же силу набрал Гитлер, фашисты!

Дмитрий вернулся к недавнему разговору, и Викентий Павлович понял, что услышанное продолжает волновать племянника.

– Война непременно будет, долгая и жестокая. Враг силён… Что я могу ещё сказать.

У Мити, как в детстве, когда он сильно гневался, сошлись брови на переносице, покривились губы:

– Зачем же от народа это скрывать? И что война нас ждёт, и что Гитлер настолько силён!

Викентий Павлович уже раскурил трубку, выпустил первые кольца дыма.