Между прошлым и будущим - [2]

Мать без умолку выкрикивала имя сестры, а я лежала, уставившись в ясное синее небо, где медленно кружила белая цапля.

«Глаза закрыты, но не спишь, а попрощавшись, не уходишь».

Я не знала, что хотела сказать мне таинственная женщина, произнося эти слова, но подумала лишь, что мне даровали новую жизнь, чтобы я могла осознать их смысл.

Глава 2

Глен терпеливо ждал, пока я не без труда карабкалась на обшарпанное крыльцо нашего дома в Северном Чарльстоне с сумками, набитыми продуктами, зажав при этом в руке сдачу от автобусного билета.

– Что-то ты задержалась, – мягко произнес Глен, подходя ко мне. Грациозные движения и длинные стройные ноги делали его похожим на танцора.

Вот эти самые длинные ноги и спасли жизнь Евы – а возможно, и мою собственную – в тот самый знойный летний день много лет назад. Он быстро сбегал за помощью, а потом, в старших классах и на первых двух курсах колледжа, благодаря этим выдающимся ногам стал звездой на беговой дорожке. Он никогда не принадлежал мне, даже в те времена. С первой минуты, как Ева увидела его потягивающим кока-колу с друзьями из кадетского корпуса «Цитадель» в кафе «Каролина», она забрала его сердце.

Я улыбнулась ему, но улыбка растворилась в полутьме.

– Мистер Бофейн попросил, чтобы я закончила проект до его ухода.

Глен принял из моих рук один из пакетов, его пальцы задержались на моей руке.

Он стоял совсем рядом, я могла вдыхать его запах, видеть влажные завитки темных волос, падающие на воротник рубашки. Он был все еще в галстуке. Интересно, он только что пришел и просто еще не успел зайти в дом или же сидел здесь в ожидании моего появления?

– Как дела, Элеонор? Расскажи все как есть. Мы ведь в последнее время так редко видимся.

Я занервничала и бросила быстрый взгляд на окна.

– Прекрати, – сказала я, знакомое слово прозвучало резко, полоснув ночной воздух, как лезвие бритвы.

Голос Глена был приглушенным, как будто он не хотел, чтобы нас подслушали.

– Я же не делаю ничего предосудительного, Элеонор. Поверь, я никогда не поставлю тебя в неловкое положение.

– Прекрати, – повторила я, отворачиваясь, но все еще чувствуя его прикосновение. Казалось, его пристальный взгляд прожигал мне спину.

В этот момент мать распахнула дверь.

– Мы тут уже чуть с ума не сошли, ожидая тебя. Где тебя носило? Твоя сестра чуть не умерла с голоду, а я, как тебе известно, не могу принимать лекарство на голодный желудок.

Она взяла у меня из рук второй пакет с продуктами, а я украдкой бросила взгляд на Глена, который лишь слегка пожал плечами в знак сочувствия.

Ева сидела в инвалидном кресле на остекленной веранде, где когда-то недолго стоял рояль. Когда мы жили на острове Эдисто, моим любимым занятием было сидеть за роялем рядом с отцом, чувствуя восхитительный запах моря и солнца, исходивший от него. Руки отца были обветренными, с кожей, загрубевшей от морских снастей и сетей для ловли креветок. Тем не менее пальцы его были на удивление изящны и обладали магической силой превращать ноты в полные жизни мелодии поразительной красоты. У него не было никакого музыкального образования, но он научил меня видеть музыку внутренним взором, чувствовать ее сердцем, и черные знаки на нотных листах рождали возвышающие душу звуки. Он покупал учебники, чтобы я могла научиться читать ноты, но его уроки дали мне гораздо больше для постижения красоты музыки. В то время как мать таскала Еву с одного конкурса красоты на другой, отец строил планы моего поступления в Джульярдскую музыкальную школу в Нью-Йорке.

Ева подняла на меня глаза.

– Привет, Элеонор. А мы уже начали думать, что ты вовсе не собираешься возвращаться домой.

Я сбросила жакет и повесила его на спинку стула, оставив ее язвительное замечание без ответа. Ведь я только об этом и думала, когда ехала из центра Чарльстона в древнем «Бьюике Регал» своей старой подруги и коллеги Люси Коакли, а потом тряслась в обшарпанном переполненном автобусе, который швыряло из стороны в сторону.

– Прошу прощения. Пришлось задержаться на работе.

Несмотря на все протесты Люси, я настояла на плате за то, что ей пришлось целых два часа ждать, пока я не закончу работу. Но об этом им тоже вовсе не следует знать.

Между бровями Евы появилась тоненькая морщинка.

– Тебе бы следовало намекнуть мистеру Бофейну, что следует оплачивать сверхурочную работу, если ты задерживаешься после пяти.

Я подумала о своем боссе, который был лишь немногим старше меня. Это был серьезный мужчина с серо-голубыми глазами и спокойными манерами. Он даже иногда приносил мне еду, когда я не успевала пообедать, и никогда не задавал лишних вопросов по поводу опозданий и ранних уходов. Мистер Бофейн был в курсе, что мне надо водить сестру по врачам, и, хотя я ровным счетом ничего не знала о его личной жизни, за исключением того, что он был разведен и воспитывал маленькую дочь, казалось, всегда с пониманием относился к моему вынужденному отсутствию.

– Спасибо за совет. Я непременно скажу ему об этом, – сказала я, старательно избегая встречаться взглядом с сестрой и поэтому вглядываясь в большое окно позади нее. Оттуда открывался вид на небольшой сад на заднем дворике, за которым когда-то любовно ухаживала мать, пока ее совсем не замучил артрит. С тех пор сад одичал, и, надо сказать, в таком виде он был мне больше по душе – мне нравились буйные побеги дикого винограда, которые обвивали погнутую и весьма потрепанную временем решетку беседки, отчаянно цепляясь за нее, словно дитя за юбку мачехи. Это была целая симфония неожиданных сочетаний цветов на заброшенных клумбах, которые, казалось, не имели права на существование – неухоженный сад рождал новые, доселе не слышанные аккорды. Когда я оказывалась посреди этого дикого великолепия, мне всегда чудилось, что я могу слышать музыку цветов и растений, полновластно царящих там.