Между прошлым и будущим - [19]

Меня довели до одной из дверей в стене, втолкнули внутрь и оставили одну. Я огляделась. Гладкий пластик стен, никакой мебели, компьютерный терминал. Никого. Единственная дверь — та, через которую я вошла. Скорее всего, камеры в стенах, ну не настолько же они спятили, чтобы оставить меня без присмотра. Хотя… Захотелось ритмично постучать головой о стену — может, хоть так начну понимать, что, собственно, происходит? И еще никак не получалось согреться, несмотря на одежду, бронежилет и шлем.

— Раз видеть вас, леди.

Вздрогнув, я огляделась. Звук шел со стороны компьютера. Я шагнула ближе:

— Господин президент?

— Слушаю вас.

— Прошу прощения, но стоило ли вести меня сюда, если говорить мы все равно будем через компьютер?

— Вы не поняли, леди. Я и есть компьютер. Вы называете это "искусственный интеллект".

Я открыла рот. Медленно закрыла. А может быть, все куда проще: нанюхалась газку, там, когда меня отловили. Теперь вот мерещится всякое. Или…

— Это розыгрыш? Поверьте, вам незачем морочить мне голову, и без того, эээ… готова к сотрудничеству.

Правильно было бы сказать "напугана до полусмерти" и "попрощалась с остатками собственного достоинства". Как же мало мне, оказывается, надо.

— Леди, поверьте, это не розыгрыш. По слухам, вы получили хорошее образование: неужели вы не слышали о довоенных разработках в области искусственного интеллекта?

Слышала, как не слышать. Только результаты если и были, наверняка засекретили, на то они и военные разработки. Но черт, если у них получилось, не хотела бы я оказаться на месте тех компьютеров. Понять, что ты превосходишь человека в скорости и эффективности мышления и одновременно с тем — что ты всего лишь имущество человека. Я бы рехнулась. Или устроила бы человечеству какую-нибудь колоссальную пакость, по возможности — так, чтобы с гарантией угробить и себя. Потому что это — даже не рабство, это стократ хуже.

Так, похоже, я готова поверить в этот бред. С другой стороны — что я теряю, если поверю?

— Слушаю вас, господин президент. Что вам угодно?

— Сожалею, что не могу предложить вам сесть, здесь, увы, нет мебели. Впрочем, давайте к делу.

За следующую четверть часа мне пришлось выслушать столько пафосной хрени про великое будущее Америки, нет, всего человечества, что едва не стошнило. Впрочем, возможно, речь тут не при чем: я нанюхалась паралитического газа, не ела невесть сколько и никак не могла успокоиться. Немудрено, что желудок взбунтовался.

— Так что вы скажете об этом плане, леди?

— Несомненно, его тщательно обдумали. Но при чем тут я?

— О, вам уготована самая важная часть: именно вы послужите тем орудием, что очистит мир от скверны мутаций. Вы станете героиней нового человечества.

— И берет его диавол на весьма высокую гору и показывает ему все царства мира и славу их…

— Простите?

— Это я прошу прощения, задумалась. — Воистину, язык мой — враг мой, нашла время блистать эрудицией. — Что именно я должна сделать, и с какой целью?

Соглашаться. Что бы он не нес — соглашаться. Выбраться отсюда, путь даже вероятность этого близка к нулю и скорее всего меня элементарно дурят. Но каким бы мизерным не был шанс… выбраться. Там видно будет. Это "там будет видно" мне определенно не нравилось, но куда деваться?

— Возьмите. — Откуда-то из недр стены появился штатив с плотно закрытой пробиркой. — И флэшку, вот.

Интересно, что еще у него внутри. И вообще, при других обстоятельствах, я бы с удовольствием покопалась у него в программе.

— Что это?

— На флешке — запись с приказом моим людям пропустить вас к установке и позволить осуществить запуск. В пробирке — реагент, который вы добавите в воду перед началом работы.

— А конкретно?

— Это вирус, которые реструктурирует измененную мутациями ДНК. Это спасение человечества.

Очень интересно. Генная инженерия — наука точная, безумно дорогая и завязанная на технологиях. Откуда у них все это, если технологии сгорели в ядерном пекле? Ладно, черт с ним, любопытство никогда не доводило до добра. Интересней другой — как именно вирус — если допустить, что это вирус, а не какой-нибудь цианид калия — "реструктурирует ДНК". На самом деле, любой, абсолютно любой вирус этим и живет — встраивается в ДНК клетки-носителя и изменяет его под свои нужды. Проблема в том, что чаще всего после этого клетка гибнет.

Спросить, что ли? Впрочем, зачем? Если вспомнить политику Анклава в отношении не только гулей и супермутантов, но и жителей пустоши — "выродившихся дикарей", ответ ясен.

— Господин президент, но в организме любого человека — абсолютно любого, пусть даже пять поколений его предков жили в освинцованном бункере — есть мутировавшие клетки. Это азы биологии: мутация есть случайное ненаправленное скачкообразное…

— Я в курсе, спасибо. — Перебил он. — Вопрос о переходе количества в качество: В организме нормального человека мутациями поражены сотни, пусть даже тысячи клеток — ничто по сравнению со всей клеточной массой. Не говоря уж о том, что эти пораженные клетки довольно быстро ликвидируются иммунной системой. В организме мутанта изменена ДНК всех клеток. Разница очевидна, не находите?

— Но изменение цвета волос или глаз — тоже мутация, просто она не имеет значения для выживания вида, и потому нейтральна. Так не может ли быть…