Между прочерками: фантазии в манере Гештальта - [4]

– Волосы покойные… Родственники у них имеются? – Вы надо мной смеетесь?

– Ну что вы! Я со всей серьезностью. Если бы у вас волосы выпали – мы бы разбирались, как и зачем жить лысому мужчине. Как теперь ухаживать за кожей лица… и там, сверху лица…

А вот если ваши волосы умерли – что ж, их, видимо, следует хоронить. Отпевать и оплакивать…

____________

– Пусть он что-то решает в конце концов!

– А вот вы сейчас о ком говорите? – осторожно спросил доктор у слегка миловидной и весьма возбужденной женщины, которую он видел впервые.

– О своем муже, о ком же еще, – удивленно ответила женщина, решив не тратить время на прояснение такой досадной непонятливости.

– Здравствуйте, – искренне поприветствовал ее доктор, отметая наиболее тревожные свои предположения. – А каких решений вы от него ожидаете?

– Да уж каких-нибудь! – голос женщины вновь выдавал самые высокие формы возмущения. – Он уже третий месяц не ночует дома. Я хочу, чтобы он, наконец, принял решение… – Третий месяц?

– Третий месяц!

– Ну, тогда у меня для вас есть важная новость… не знаю, обрадую или огорчу… в общем, он уже принял решение. Это решение: не ночевать дома… И теперь никто другой, особенно он, не сможет принять за вас других, – то есть ваших собственных решений… Это, правда, возмутительная необходимость. Но неизбежная.

____________

Когда доктора пригласили к известному профессору, он был, конечно, горд собою и откровенно доволен. Однако, увидев профессора, расстроился, и о суетном уже не думал. Голова у профессора еле держалась на одном шурупе, все остальные части организма находились в совершеннейшем расстройстве и несогласии друг с другом.

При этом профессор старался неприятного не замечать, вид хранил важный и ободряюще кивал доктору.

– Я всё отлично могу объяснить!.. – А жить можешь?

– Жить не могу… Но объяснить могу всё.

– Всё не нужно, не запомню. Где тут у вас руки моют? И ключ девять на двенадцать нам тоже понадобится.

____________

Иногда люди приходили вдвоем. Не потому, что им некуда было пойти, – а потому, что им нужен был третий. И не для того, о чем иногда в таких случаях мечтал доктор, а чтобы перевести им то, что они не слишком успешно пытались сказать друг другу. Доктор с нежностью относился к этим романтичным перфомансам в старовавилонском стиле.

– С этим я никогда не смогу смириться, и простить никогда не смогу! – звучали высокие ноты.

– Она говорит, что она сейчас немного растеряна и расстроена, – расшифровывал сообщение доктор.

– Ну, знаешь, тогда делай что угодно, мне все равно, – следовал встречный текст.

– Он смущен, и не очень понимает, что ему делать, – подтверждал доктор…

Тот из двоих, у кого заканчивались патроны, обычно поворачивался к доктору.

– Я так не могу! Какая может быть близость, когда задеты принципы! Как можно быть с человеком, который неправ?.. если человек неправ – с ним нужно расставаться без сомнений, как бы тяжело это ни было… – И я тоже так делаю, когда хочу страдать, – вздыхая, признавался доктор. – А если я на самом деле хочу расстаться, то я тогда не думаю о том, кто неправ… А если я хочу ругаться и скандалить, то важнее того человека, с кем я хочу это делать, у меня вообще нет… Просто это необходимые, увлекательные, но совершенно различные занятия – страдать, скандалить и расставаться…

____________

Поздними вечерами доктора радовал своей прямотой и искренностью невысокий плотный господин в костюме металлического оттенка, который он иногда менял на бетонного цвета свитер.

А знакомство их проистекло следующим образом.

– Слушай сюда, Айболит. Я реально в тупике. Ем плохо, сплю плохо, жену – только ревновать могу… Тебя не знаю, и еще бы сто лет не знал. Не верю ни на копейку, и морда у тебя хитрая. Но ходить я к тебе буду. Что скажешь, анализатор?

– В детстве у меня был друг, который заикался и шепелявил, – отвечал доктор, который впал в несколько сентиментальное настроение и с удовольствием вспоминал свою жизнь. – Для меня это был очень неприятный дефект его речи, так как я не всегда мог понять, чего он от меня хочет. Ему это тоже мешало, хотя он полагал, что виноват дефект моего слуха… Но в итоге мы сблизились, когда оказалось, что он великолепно умеет шевелить уша ми, а я знаю много неприличных анекдотов…

– Я пока ничего не понял.

– Форма твоего общения мне неприятна. Поэтому я отношусь к тебе как к человеку с дефектом речи. Хотя, в сущности, мне мешает понимать тебя дефект моего самолюбия…Так что по дефектам у нас пока ничья, один-один. И это поможет нам меньше бояться друг друга…

____________

Приходили к доктору публичные люди. Публичные мужчины и женщины. По мнению доктора, их работа состояла в том, что они публично выражали свои тайные соблазны в мыслях и желаниях, – а все остальные люди платили им деньги за то, чтобы они успокоились и не настаивали на безусловном осуществлении оных.

С одним таким своим собеседником доктор доверительно поделился этим предположением.

– Доктор, вы сумасшедший!

– Что ж, это вполне возможно… Только не заставляйте меня с этим обязательно соглашаться, даже путем голосования. А то мне рассказывали, что навязывающий свое мнение другим – уж точно сумасшедший. И тогда мы можем перестать различать друг друга…