Между нами девочками, говоря… - [2]

Над склоненными головами поднялась одинокая рука.

— Янис? Похвально. Оказывается, ты, кроме своей химии, признаешь и столь скромный предмет, как грамматика латышского языка.

— Я не признаю, то есть, в принципе, я признаю, — смутился Янис. — Рейнис Карлович, я прошу от имени класса — перенесите грамматику на завтра, а сегодня, пожалуйста, расскажите о чем-нибудь. Например, как вы партизанили.

Учитель прикрыл глаза. Вокруг глаз и рта появились мелкие лучики смеха — нашли его слабое место.

— О том, как я партизанил, поговорим как-нибудь в лесу у костра. А сейчас, если все настроены против грамматики, напишем сочинение.

Учитель подошел к доске, взял мел, подумал мгновение и написал: «Если бы я был волшебником...» С минуту в классе царило смятение, похожее на испуг. Затем поднялся шум.

— Но ведь волшебники давно уже вымерли.

— Ничего не вымерли, просто переселились в капиталистические страны. В Англии, например, официально зарегистрировано 11 507 колдунов, которые колдовством зарабатывают себе на хлеб. А в Америке и того больше.

— Старики, кто читал «Свидетель колдовства» Райта?

— Где ты ее достанешь? Она давно распродана.

— У моей мамы в книжном магазине блат.

— Дай почитать!

Учитель постучал по столу. Шум затих.

— Рейнис Карлович, у нас нет тетрадей. — Аллегро пошел с главного козыря. Перспектива писать сочинение его ничуть не вдохновляла.

Класс облегченно вздохнул.

Учитель порылся в своем пухлом портфеле и вытащих стопку белых листов.

— Юрис, раздай, пожалуйста!

Аллегро, кисло улыбаясь, стал обходить парты.

— Что, Байба?

— А на другую тему нельзя? Например, «Образ комсомольца в латышской советской литературе», или «Как я провел лето».

— Нет, на сей раз я хочу посмотреть, как работает ваша фантазия.

— Можно писать о чем угодно? О выдуманной сказочной стране, например, или о космосе? — спросил Петерис Лиепинь, сочинения которого были лучшими в классе. Он уже два года посылал в школьную стенгазету стихи под незатейливым псевдонимом «Ученик». Класс деликатно хранил его тайну, делая вид, что ничего не подозревает.

— Я же сказал — тема свободная. В порядке исключения отметки за сочинения ставить не буду.

С последних парт донесся облегченный вздох.

— Но это не значит, что вы можете сдать пустой листок. Разговоры постепенно затихли. В классе воцарилась рабочая тишина.

Рейнис Карлович неторопливо подошел к раскрытому окну. В груди тупо болело, словно чья-то рука схватила сердце и не отпускала. Нащупав в кармане пробирку с нитроглицерином, он привычным движением положил в рот маленькую таблетку. Боль отступила почти мгновенно.

Стоял теплый сентябрьский день. Воробьи барахтались в лужах и чирикали по-весеннему громко. Бабушки, усевшись в ряд на скамейке перед школой, поджидали своих первоклассников.

— Вчера мой пришел с разбитым носом. Юрис подножку подставил.

— Без отца растет, хорошего ждать нечего!

— Учительница жалуется: не слушается, говорит. По классу бродит во время уроков.

— А у моей внучки одни пятерки.

Из зала через открытое окно донеслась песня:

Ты куда летишь, соколик,

Крылышки твои из воска,

— И тут же оборвалась. Малыши поют. Вероятно, Иева Александ-ровна уловила неверно взятый тон. Молодая и удивительно энергичная, эта Иева Александровна. Да она и сама словно радостная песня. «Ты куда летишь, соколик...» Куда уж тут полетишь?! Дотянуть бы эти восьмые до весны и — на пенсию, засесть за рукопись. Это мой долг перед погибшими товарищами.

Рейнис Карлович обернулся к классу. Марга и Рита отпрянули друг от друга и нехотя стали писать. Неразлучны с первого класса, гордятся прозвищем «Сиамские близнецы», стараются одинаково одеваться. Вот и сейчас у обеих одинаковые белые кружевные воротнички.

Зайга Зиле, лучшая ученица класса, исписала уже третий лист. У нее все в порядке, и запятые на своих местах, и цитаты. А будут ли собственные мысли? Класс не любит Зайгу, дразнит зубрилой.

Анна Лиепа, прошлогодняя «Мисс-7 б», мечтательно уставилась на доску, словно надеясь что-нибудь списать. За лето она еще больше похорошела, светлые волосы вьются, носик мило вздернут. Только характер ершистый и язычок острый.

Санита влюбленным взглядом рассматривает свои туфли на платформе.

— Наши предки в таких навоз месили. — Это, конечно же, Клав, первый остряк в классе.

К то-то хихикнул.

— Дурак! — громко, на весь класс прошептала Санита.

Янис Круминь пишет взахлеб, вот уж удивительно. Санита задумчиво грызет ручку и посматривает на часы. Ее соседка по парте Байба Балтыня прикрыла написанное рукой, чтобы не видела Санита. Стесняется. Все эти годы Байба была средней ученицей, особыми способностями не выделялась, но и особых хлопот не доставляла. Кажется и ни с кем не дружила. На одной парте с Санитой сидит случайно — живут в одном доме. Вот, пожалуй, и все, что их объединяет. За лето Байба изменилась. Исчезла угловатость, тонкое личико обрамляет волна рыжеватых волос, заплетенных в длинную толстую косу. Гадкий утенок превращается в белого лебедя.

Размышления учителя прервал резкий звонок.

Рейнис Карлович обошел парты, собрал листки. Кто-то еще торопился дописать последнее предложение, большинство же бросилось из класса во двор.