— А куда? Хотя не важно, с тобой — хоть в ссылку!
Поднимаю ее на руки и несу в спальню, на диванчик…
Хоть до основного еще не дошли, но и так неплохо. Конечно, хочется большего, но торопить ее я не хочу. Как будет готова — сама скажет.
Вот и утро, десять часов… Приятно спать с любимой девушкой в обнимку, очень приятно. Особенно когда она полностью обнажена.
Неожиданно тянет за собой в душ; видимо, доверяет все больше и больше, это радует.
Позавтракали, затем Алиса извинилась и занялась работой. Интересно наблюдать за художником, как с каждой линией картина приобретает завершенность.
— Лисенок, нам пора.
— Хорошо, как мне одеться?
— Как тебе удобней.
Девушка целует меня и начинает переодеваться. Джинсы, футболка, волосы оставляет распущенными. Мой подарок и блеск для губ.
— Я готова!
— Тогда поехали, — улыбаюсь и вызываю такси.
Почти другой конец города, старые пятиэтажки. А вот надписи в подъезде другие: «Цой жив!», «Rock'n'roll 4ever!» и все в том же духе.
Пятый этаж, дверь с обшарпанной дерматиновой обивкой и как обычно не работающий звонок. Стучу ногой.
— Кто?!
— Свои, открывай!
Дверь распахивается, и на пороге замирает весьма колоритный персонаж: среднего роста, длинные черные волосы, собранные в хвост, бледное лицо, недельная щетина и темные круглые очки.
— Ну что, Леннон, пустишь?
— Заходи, бродяга. — Он крепко обнимает меня. — Что за муза с тобой?
— Алиса, знакомьтесь — это Леннон, в жизни Виталий, а это Алиса.
— Хвалю: и девушка красивая, и имя… «…А на Кресте не спекается кровь… И как эпилог — Любовь?»[5]
— «Будь что будет!» — напевает мой Лисенок.
— Ух, Арт, я тебе завидую! Давайте, заходите — осталось Нату дождаться — и все в сборе.
— А ее муж отпустит?
— Пусть рискнет поступить иначе! — Виталик выразительно хрустит пальцами.
Хмыкаю, отодвигаю его плечом и пропускаю Алису вперед.
Сняв куртки и разувшись, проходим в комнату, откуда слышатся звуки гитары.
— Привет, underground! — здороваюсь со всей честной компанией; парням пожимаю руки и хлопаю по плечам, девушек невесомо целую в губы.
Надеюсь, что «душа моя» не приревнует.
— Арт! Ты что, в цивилы подался?
— Типа того, Олежка. Знакомьтесь, моя девушка — Алиса.
Парни всё правильно поняли и просто легонько пожимают ей руку.
Обнимаю свою девушку за талию и окидываю всех взглядом. Олег, еще один Олег, Димка, Катя и Лиза. Смотрят с легким интересом и весьма радушно. Эх, давно мы вместе не собирались…
Снова стук в дверь: вот и Ната.
Заходит в комнату, награждает меня легким поцелуем в губы и таким же — Алису. Та от удивления аж подняла брови.
— Все в сборе, — влетает Леннон, поправляя очки. — Повод не слишком жизнерадостный, но…
— Да… — тянет один из Олегов. — Димка, разливай.
— На небесах играет великолепная музыка, — после того как все разобрали стаканчики с водкой, произносит Виталик, — и, как спел Ревякин, еще сто лет ему жизни: «Когда задуют наши костры, вас станет знобить».[6] Он был прав: я мог бы перечислить имена, но зачем? Вы и так их знаете и помните. Поэтому скажу одно: ребята, мы вас помним и любим! Пусть будет легок ваш путь, и гитары всегда настроены!
Не чокаясь, по древней традиции, выпиваем.
— А что может почтить их память лучше, чем их песни? — Леннон берет гитару, прислоненную к стене, и по комнате разносится звук первого аккорда.
«Show must go on»… да, шоу должно продолжаться, несмотря ни на что…
Так и продолжаем петь и пить, но последнее — не много.
— А она хорошенькая, — негромко бросает мне Ната, идя куда-то с Алисой под ручку.
Песня за песней, с редкими перерывами на перекур и поднятие рюмок с огненной водой.
— Арт, сыграй! — хлопает меня по плечу Лиза. — Просим-просим!
— Да я уже сто лет не играл…
— Не отнекивайся: давай! — Димка протягивает мне гитару, держа ее за гриф.
— Уговорили, черти!
Принимаю гитару и присаживаюсь на стул.
Прикрываю глаза, беру полное барре и бью по струнам. Звучит; не успели еще расстроить… Глушу ладонью резонирующие струны.
Первые аккорды, становится тихо.
Начинаю петь, голос почему-то хрипит, внутри что-то дрожит, слова резонируют с душой:
Воронье нам не выклюет глаз из глазниц…
[7]Доиграв, несколько раз моргаю, убирая ощущение песка в глазах, и оглядываю приятелей. Задумчивые взгляды, машинальные движения: кто-то из девушек накручивает локон на палец, кто-то из парней вертит в руках зажигалку или рюмку. Здесь нет моей заслуги, все дело — в таланте автора этих строк…
— Я не великий критик и не знаток поэзии, но, как мне кажется, это песня о горечи от несбывшегося, одиночестве, и в то же время — о вере в мечту, которая обязательно сбудется у каждого, кто не ждал подачек от жизни и судьбы, а сам искал ее! Думаю, каждый найдет в ней что-то свое…
Виталик наполняет рюмки и, встав, поднимает свою. Пьем не чокаясь.
— Знаете, — откашливаюсь и продолжаю: — Это такое странное, почти магическое ощущение — человек уже давно там, за Рекой, но ты слышишь его оцифрованный голос, ты подпеваешь ему, и кажется, что он живой, что он где-то рядом и никуда не уходил…