Между клизмой и харизмой - [20]

«Неужели „Смак“ не принадлежит Макаревичу?» — блеснула у меня догадка. Как это может быть? Невероятно! Я наклонился к Ярдову с предложением выйти покурить, хотя ни он, ни я не курили.

— Макаревич понятия не имеет, что марку надо регистрировать как товарный знак. Похоже, «Смак» бесхозен. Надо звонить Саше, юристу нашему, пусть срочно подает заявку в Роспатент. — я не мог скрыть своего ликования. — мы станем владельцами марки, и тогда сам Макар будет покупать у нас лицензию для своей программы.

Ярдов задумался. Потом смерил меня чугунным взглядом, достал телефон, стал набирать кого-то, но, не дожидаясь ответа, прервал звонок. Постояв в задумчивости еще пару секунд, стремительно вернулся в зал.

— Андрей, я звонил юристу. «Смак» тебе не принадлежит. Я мог бы зарегистрировать марку на себя. — Ярдов придвинулся к уху Макаревича и тихо произнес: — но не буду этого делать. Не по-пацански это, не по-сибирски. Слушай, я дам тебе юриста, он поможет с регистрацией, а после мы купим у тебя лицензию. Пока на год, а там посмотрим. И еще. Найди себе продюсера, а то просрешь все.

Макаревич продюсера нашел. Где-то через неделю от него позвонил некто Аарон, готовый хоть завтра вылететь к нам на переговоры. «К чему такая спешка?» — подумал я. Хорошо бы прежде обсудить в переписке ключевые пункты лицензионного соглашения, получить заключение юриста и… А впрочем, почему нет?

— Окей, прилетайте! Я встречу вас в Пулково.

Из зала прилетов вышел невысокий человек средних лет, с кустистыми бровями, узкой бородкой и портпледом Samsonite на колесах.

— Люблю бывать в культурной столице в белые ночи. — Сев в машину, гость протянул мне визитку, на которой золотом по черному было вытеснено:

Аарон Ротик

Генеральный директор

Студия «Смак»

пейджер 7788 диспетчер (095) 937 77 37

— Ротик?! — зачем-то вслух прочитал я.

— Вас это смущает? Поверьте мне, уважаемый, нет такого раздела анатомии, который не подошел бы еврею для фамилии.

Переговоры прошли быстро. Ярдов согласился на роялти в пятнадцать тысяч долларов в год, но не готов был платить наперед.

— Заплатим потом. — Ярдов снял колпачок с Cartier и наклонился было подписать контракт, но помешал Ротик, схватив со стола бумаги.

— Вы знаете, как будет «потом» на иврите?

Мы пожали плечами.

— «Никогда». Поэтому сначала деньги.

Ярдову ничего не оставалось, как достать из сейфа и отсчитать Ротику три пачки пятидесятидолларовых купюр. Контракт был тут же подписан. Для меня же подписание контракта означало свободу.

…И настал тот день, когда сбылась мечта Мартина Лютера Кинга, и он, воздев руки к небу, смог спеть слова старого гимна:

— Благодарю тебя, Отец, я свободен, я наконец свободен!

Мелодия

Оказавшись на свободе, я первым делом решил отоспаться. Сон, как известно, одно из семи смертных наслаждений. Для меня он слаще обжорства, запойного чтения, беседы ни о чем и утренней лени, но все же не слаще страсти и безответной любви. Почему безответной? А иной она не бывает. Иное — не любовь, но сделка между тем, кто любит, и тем, кто позволяет любить…

Как-то в конце июня мне позвонили из одного event-агентства с предложением выступить в Сочи на конференции по маркетингу. «А почему нет?» — подумал я. Времени навалом, да и в Сочи последний раз я был аж в 80-м олимпийском году. Я тогда отдыхал с друзьями в международном молодежном лагере «Спутник» под Хостой. Ну, не то чтобы отдыхал в привычном смысле — типа купался, загорал, гулял в дендрарии и ездил на экскурсии. Скорее участвовал в дружеских Олимпийских играх по флирту, где победитель определялся по числу завоеванных девичьих сердец. В силу своей природной лени я не шибко старался победить, больше соответствуя олимпийскому принципу «главное — не победа, а участие», но все же стремился следовать девизу Игр «Ни дня без секса».

— Наверное, могу. А когда надо выступить? — поинтересовался я у организаторов.

— Конференция пройдет с 26 по 28 августа, а ваше выступление мы хотим поставить на 27-е число. Удобно?

— Не может быть!

— Жаль. А почему?

— Нет-нет, это я про себя. Я согласен. Шлите на почту программу конференции и прочие подробности.

Не может быть такого совпадения! Надо же, именно в Сочи и именно 27 августа я познакомился с Варей. Она выходила из воды, когда я ее заметил, — с солнечной улыбкой, пшеничной копной мокрых вьющихся волос и прохладными небесно-голубыми глазами. Я влюбился мгновенно. У меня перехватило дыхание, задергались руки, сделались ватными ноги. Я присел на топчан, чтоб отдышаться. Каким-то шестым чувством понимая, что любой взгляд, любое слово, любое нелепое движение в ее сторону может выдать мое онемевшее состояние, я отвернулся от нее, поднял с земли чей-то подмокший журнал, отряхнул его от песка и стал сосредоточенно листать, распрямляя страницы. Она села на соседний топчан, укрылась полотенцем. Она была с мамой. Мама грозно ее отчитала за то, что заплывала за буйки.

— Лучше вот почитай «Юность», — строго произнесла мама. — а где журнал? Спасибо, молодой человек.

Я все еще сидел спиной к ней, не решаясь повернуться, пока они не засобирались на ужин. И это было мучительным наслаждением, сладким испытанием не смотреть на нее. Мне казалось, что, если я вдруг решусь познакомиться и она ответит мне согласием, это станет для меня крахом. Ведь, чтобы полюбить женщину, достаточно ее равнодушия, достаточно решить для себя, что она никогда не будет твоей.