Между двух стульев - [13]

Шрифт
Интервал

Завязалась драка. Силы противников оказались равными, каждый бился за себя, так что ни победителей, ни побежденных не было.

– У меня на плече родинка! – изо всех сил крикнул вдруг кто-то – и комната опустела. В ней остался только один Петропавел, все еще с ужасом озиравшийся по сторонам.

– С тобой неинтересно играть, – голос невидимого собеседника раздался совсем поблизости. – Ты так держишься за свою индивидуальность, словно она у тебя есть. Родинка на плече или один глаз карий, другой голубой – не индивидуальность. Имей ты хоть три глаза… – Глубокий вздох сотряс помещение. – Предлагаю так называемое контрольное наблюдение, хоть это и против моих правил. Сейчас я воспроизведусь в том виде, в котором Вы уже имели возможность меня наблюдать. Таким образом, Вы станете первым в истории человечества, кому удалось дважды войти в одну и ту же реку… Впрочем, дважды входить в одну и ту же реку – скучно. – И голос обрел очертания толстенького человечка с радушием на лице.

– Не надо представляться, – заспешил Петропавел. – Я узнал Вас.

– А я Вас не узнал, – заявил Пластилин Мира. – Вас невозможно узнать: в Вас нет ничего запоминающегося. Удивляюсь, как Вы сами себя узнаете.

Пропустив это мимо ушей, Петропавел подошел окну и выглянул наружу:

– Куда ведет вон та дорога?

– К дому Пластилина Мира, – не глядя ответил Пластилин Мира.

– Разве есть еще один Пластилин Мира?

– Есть, – быстро сказал собеседник и, помолчав, добавил: – Нет.

– Вы когда-нибудь отвечаете за свои слова?

– О, никогда! Клянусь Вам! – Пластилин Мир приложил руку к сердцу. – Это в суде говорят правду, только правду и ничего, кроме правды, а больше так нигде не поступают. Кстати, и в суде под правдой понимают лишь верность факту, а ведь между фактом и правдой лежит Ничья Земля – огромная и темная. – Пластилин Мира направился к выходу.

– Посоветуйте хотя бы, куда мне идти! – крикнул Петропавел вслед.

– Да куда хотите! – обернулся Пластилин Мира. – Или никуда. – И добавил: – Советую Вам не следовать моему совету.

Он исчез, а Петропавел постоял некоторое врем: в одиночестве, размышляя о том, что это было – пять встреч с одним и тем же существом или одна встреча с пятью разными. Ничего не придумав, он вышел из дому и, машинально обернувшись, прочитал на маленькой медной табличке у двери:


Пластилин Мира.
Звонить 13/4 раза

Он махнул рукой и отправило восвояси… Однако некоторая неуверенность в том, что из дома Пластилина Мира вышел именно он, время от времени посещала его еще долго.


Глава 5.

Головокружительный человек

Петропавел в новеньком спортивном костюме шел бодро и в сердце своем громил Пластилина Мира. Человек не бывает тем же самым и другим. Ничто не может быть одновременно так и эдак. На один и тот же вопрос нельзя ответить «да» и «нет» сразу. Это абсурд. Дорога круто повернула вправо, когда в конце ее Петропавел увидел движущуюся точку. Следя за движением, он, как ни странно, все не мог понять, большое удаляется или маленькое приближается. Пока он соображал, ситуация, вроде бы, прояснилась сама собой: точка приобрела очертания человека. Однако смотреть на него Петропавлу было почему-то трудно: возникало ощущение, что смотришь в перевернутый сильный бинокль с очень близкого расстояния.

– Гуллипут! – издалека представился человек и немного приблизился. У Петропавла закружилась голова, он чуть не упал. Пришлось опустить глаза и дождаться, пока человек подойдет совсем близко.

– Не смотрите на меня! – с приличного еще расстояния крикнул тот и по мере приближения продолжал: – От меня в глазах неудобство, потому что я одновременно очень большой и очень маленький.

Петропавел недоверчиво вскинул глаза и отлетел в сторону.

– Вы повернитесь ко мне спиной, чтобы не искушаться, – так и будем разговаривать, – участливо предложил Гуллипут.

– Как же это может быть, что Вы очень большой и одновременно очень маленький, когда так не бывает! – не удержался от вопроса Петропавел, даже стоя спиной к Гуллипуту.

– Да вот так… – непонятно отозвался Гуллипут. – Вас это удивляет? По-моему, это может раздражать, но не удивлять. Если размеры зависят от того, с чем их сравнивать, то не удивительно, что человек может быть и большим, и маленьким.

– Да, но не большим и маленьким сразу! – спиной упорствовал Петропавел.

– Именно сразу, почему же нет! Вы, например, большой по отношению к камешку на дороге и в то же время – обратите внимание: в то же время! – маленький по отношению к дубу на поляне. Может быть, от Вас тоже у кого-то голова кружится. Более или менее.

– От меня ни у кого голова не кружится, – обоснованно заявил Петропавел. – Я не меняю размеров каждую минуту.

– Но и я не меняю их каждую минуту, – уже просто возмутился Гуллипут. – Я не становлюсь то большим, то маленьким: я есть большой и маленький сразу!

Петропавла начинало подташнивать.

– Так не бывает, – упрямо повторил он.

– Бывает, не бывает!.. Тоже мне, следопыт! Вы вообще не имеете права на подобные обобщения. Вы, наверное, не все на свете видели? А если даже видели, то не все, наверное, поняли? И наконец, если же все поняли, то не все, наверное, помните?.. Кроме того, взглянув на меня лишний раз, Вы можете прямо сейчас убедиться, что так бывает. Более или менее.


Еще от автора Евгений Васильевич Клюев
Сказки на всякий случай

Евгений Клюев — один из самых неординарных сегодняшних русскоязычных писателей, автор нашумевших романов.Но эта книга представляет особую грань его таланта и предназначена как взрослым, так и детям. Евгений Клюев, как Ганс Христиан Андерсен, живет в Дании и пишет замечательные сказки. Они полны поэзии и добра. Их смысл понятен ребенку, а тонкое иносказание тревожит зрелый ум. Все сказки, собранные в этой книге, публикуются впервые.


Книга теней. Роман-бумеранг

Сначала создается впечатление, что автор "Книги Теней" просто морочит читателю голову. По мере чтения это впечатление крепнет... пока читатель в конце концов не понимает, что ему и в самом деле просто морочат голову. Правда, к данному моменту голова заморочена уже настолько, что читатель перестает обращать на это внимание и начинает обращать внимание на другое."Книге теней" суждено было пролежать в папке больше десяти лет. Впервые ее напечатал питерский журнал "Постскриптум" в 1996 году, после чего роман выдвинули на премию Букера.


Теория литературы абсурда

Это теоретико-литературоведческое исследование осуществлено на материале английского классического абсурда XIX в. – произведений основоположников литературного нонсенса Эдварда Лира и Льюиса Кэрролла. Используя литературу абсурда в качестве объекта исследования, автор предлагает широкую теоретическую концепцию, касающуюся фундаментальных вопросов литературного творчества в целом и важнейщих направлений развития литературного процесса.


Музыка на Титанике

В новый сборник стихов Евгения Клюева включено то, что было написано за годы, прошедшие после выхода поэтической книги «Зелёная земля». Писавшиеся на фоне романов «Андерманир штук» и «Translit» стихи, по собственному признанию автора, продолжали оставаться главным в его жизни.


Андерманир штук

Новый роман Евгения Клюева, подобно его прежним романам, превращает фантасмагорию в реальность и поднимает реальность до фантасмагории. Это роман, постоянно балансирующий на границе между чудом и трюком, текстом и жизнью, видимым и невидимым, прошлым и будущим. Роман, чьи сюжетные линии суть теряющиеся друг в друге миры: мир цирка, мир высокой науки, мир паранормальных явлений, мир мифов, слухов и сплетен. Роман, похожий на город, о котором он написан, – загадочный город Москва: город-палимпсест, город-мираж, город-греза.


От шнурков до сердечка

Эта – уже третья по счету – книга сказок Евгения Клюева завершает серию под общим названием «Сто и одна сказка». Тех, кто уже путешествовал от мыльного пузыря до фантика и от клубка до праздничного марша, не удивит, разумеется, и новый маршрут – от шнурков до сердечка. Тем же, кому предстоит лишь первое путешествие в обществе Евгения Клюева, пункт отправления справедливо покажется незнакомым, однако в пункте назначения они уже будут чувствовать себя как дома. Так оно обычно и бывает: дети и взрослые легко осваиваются в этом универсуме, где всё наделено душой и даром речи.


Рекомендуем почитать
Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

До сих пор творчество С. А. Есенина анализировалось по стандартной схеме: творческая лаборатория писателя, особенности авторской поэтики, поиск прототипов персонажей, первоисточники сюжетов, оригинальная текстология. В данной монографии впервые представлен совершенно новый подход: исследуется сама фигура поэта в ее жизненных и творческих проявлениях. Образ поэта рассматривается как сюжетообразующий фактор, как основоположник и «законодатель» системы персонажей. Выясняется, что Есенин оказался «культовой фигурой» и стал подвержен процессу фольклоризации, а многие его произведения послужили исходным материалом для фольклорных переделок и стилизаций.Впервые предлагается точка зрения: Есенин и его сочинения в свете антропологической теории применительно к литературоведению.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Тамга на сердце

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.