Между ангелом и бесом - [11]

Она поставила корзину и, расстелив прямо на земле салфетку, принялась выкладывать на нее продукты: увесистый кусок вареного мяса, несколько картофелин, горку пирогов, пучок зелени, краюху хлеба и в последнюю очередь маленькую желтую репку.

— Маманя, — заныл парень, — вы опять! Я же чеснока просил. Вампиры прям извели совсем, все с разговорами лезут, спать не дают по ночам! А вы — репку…

— Молчи, репа полезней.

— Маманя, мне не семь лет, а семнадцать.

— Витамины в любом возрасте нужны, а по твоим поступкам и не скажешь, что тебе семнадцать. Это ж надо — у святого человека кольцо украсть! — Мать сокрушенно покачала головой.

— Да на фиг святому перстень?

— А на фиг тебе висеть здесь?! — вспылила старушка. — Ну что ж ты меня в грех вводишь? Да за что мне беда такая на старости-то лет, да за что мне такое наказание…

— Мамань, жрать давай, — напомнил непутевый сын.

Старушка засуетилась, вставила в кувшин соломинку, другой конец которой сунула в рот сыну. Парень судорожно хлебнул и сморщился — белая струйка потекла вниз, по щеке к глазу, намочила белые кудри и улеглась лужицей вокруг головы привереды.

— Маманя, опять молоко!

— Пей, маленький. Спасибо доброму человеку хорошее дело сделал. Так, глядишь, и совсем озорничать перестанешь, остепенишься, работать начнешь.

Сын со страдальческой миной сосал молоко, представляя, наверное, как он разберется с отшельником, из-за которого стал посмешищем всего поселка.

После молока настала очередь репы.

— Не буду, — уперся парень. — Пронесет же!

— Мяса не дам. — Угроза подействовала — парень послушно открыл рот, позволив положить в него репу. Потом настала очередь мяса, потом — пирогов и пучков зелени.

Ошеломленный, Бенедикт повернулся к Гуче:

— Послушай, а разве это возможно — есть, вися вниз головой?

— Он же заколдованный, поэтому умереть ему никак нельзя. Надо, чтобы помучился подольше, а кушать в любом положении хочется, — ответил черт, тоже, впрочем, пораженный прожорливостью висельника.

Старушка тем временем скормила последнюю крошку и аккуратно вытерла сыну рот.

— Не нарадуюсь я на тебя, Самсонушка, не пьешь, не дерешься, воровать перестал. Вот только девки жалуются, штаны у тебя больно узкие, смущаешь ты их.

— Нечего шастать мимо — сами так и норовят юбки повыше поднять, а мне здесь развлекаться больше нечем.

Все равно нехорошо, скромнее надо быть!

— Мамань, — хитро блеснул глазами сын, — а как же вы с такими принципами-то семнадцать детей народили?

Старуха в сердцах стукнула насмешника кулаком и вдруг заспешив, сказала:

— И то верно, домой пора, как бы отец чего не подумал. Ты здесь не балуй, вечером ужин принесу.

— А обед? — напомнил прожорливый сын.

— Обедом тебя накормят. Анна с утра будет тесто ставить на пироги. — Женщина неловко нагнулась, поцеловала висящего на столбе парня и пошла прочь.

— Вперед! — скомандовал Гуча.

— А ты уверен, что это он?

— Я уверен, что у тебя воображение больное — такое пожелать своему начальнику, пусть даже он старый козел. А парень теперь страдает из-за тебя на столбе, — проворчал черт и поморщился — парень покачивался, и сухое дерево противно скрипело, действуя на нервы.

Повешенный открыл глаз пронзительного зеленого цвета и вопросительно посмотрел на приближающихся незнакомцев. Бенедикт вежливо присел рядом, а его спутник пнул столб.

— Зачем же ты перстень у старичка свистнул? — поинтересовался Гуча, не пропустивший из беседы ни слова.

— Да изумруд в нем под цвет глаз был, — ответил повешенный, открывая второй, почему-то карий глаз.

Ангел ойкнул, а Самсон рассмеялся, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

— Тихо, — шикнул Гуча, — поговорить надо. Сейчас снимем тебя и куда-нибудь в сторонку отойдем.

— Размечтались, — вздохнул повешенный. — Кто только ни пытался — не получается. Старик-то волшебник на веревку заклятие наложил, так что, господа хорошие, говорить будем здесь.

Черт снял с пояса волшебный нож и, сосредоточившись, представил, как тот режет веревку. Один взмах — и Рыжий рухнул на землю. Он этого не ожидал и вонзился головой в землю.

— У-у-у… — взвыл парень. — Предупреждать надо, поразвелось колдунов!

— Пошли отсюда, — перебил его суровый брюнет, — народ уже зашевелился.

Нежданные спасители помогли Самсону подняться и, поддерживая его с двух сторон, поспешили прочь из поселка. В укромном местечке, недалеко от тропы, штрафники опустили наследника на землю, стараясь отдышаться. Рыжий, конечно, мог бы идти сам, но если людям хочется нести его, то зачем напрягаться? У него от долгого висения на столбе ноги, конечно, затекли, но не так сильно. Самсон стонал и вздыхал скорее из озорства, чем от боли.

Бенедикт, уже не спрашивая, развязал узел и пригласил позавтракать. Гуча откусил хлеба, потянулся за фляжкой. Рука нащупала срезанный ремешок, а бульканье за спиной объяснило, кто это сделал.

— Отблагодарил, висельник! — взвился черт.

— Да остынь ты! Не удержался, больно аппетитно пахла. Ты когда последний раз молоко пил? — спросил Самсон, нисколько не стесняясь.

— При чем тут молоко?

— А вот попей с недельку — узнаешь. — Самсон отшвырнул опустошенную фляжку, рыгнул и, растянувшись на земле, захрапел.