Меж трех времен - [5]

— Я так или иначе уже забрался в Калифорнию. Проводил там отпуск — в Лос-Анджелесе, можете себе представить! — Тэд, один из лучших исследователей в группе, мог бы считаться красавцем, если бы не обкорнал почти под корень свои каштановые кудри и не носил очки в тонюсенькой железной оправе, круглые, как монеты. На вид ему было лет тридцать, из нагрудного кармана рубашки торчал калькулятор. — В общем, потратил пару дней, вылетел в Финикс, взял напрокат машину и добрался до местечка, где поселился интересный для нас субъект.

— Понятно. Расскажите о нем поподробнее.

— Моя мать впервые услышала о нем много лет назад от одной своей приятельницы-сверстницы. Обе они жили тогда в Нью-Йорке. Я позвонил этой женщине и выяснил имя этого человека — мама его не помнила. В свое время он был юристом, известным юристом, партнером в большой адвокатской фирме, и его прекрасно помнят до сих пор. Теперь он, правда, удалился от дел, но найти его оказалось несложно. Я позвонил ему, и мы договорились как-нибудь летом встретиться. Вот и встретились…

Тэд опустил руку, поднял на стол черный потертый кожаный портфель с выцветшей эмблемой Стэнфордского университета, вытащил оттуда серенький, с хромовыми накладками диктофончик и нажал на кнопку. На панели вспыхнула янтарная бусинка. Тэд продолжал:

— Я записал его рассказ, так что можете услышать все из первоисточника. Представьте себе — мы сидим у бассейна, погода приятная, чудное аризонское утро, день обещает быть жарким, но очень сухим. Вокруг там и сям кактусы, одни растут естественным образом, другие в горшках. Мы на теневой стороне дома, такого ослепительно белого, что больно глазам.

Хозяин уже стар, но энергичен — нетрудно представить себе, что он был чертовски ловким адвокатом. Умное лицо. Не то чтоб и впрямь похож на Барри Голдуотера — тот ведь тоже из Аризоны, но думаю, дело не только в этом, — в общем, если бы вам сказали, что они двоюродные братья, вы бы поверили. Волосы почти не поредели — белоснежные волосы, а по щекам короткие бакенбарды, тоже белые. Одет в дорогие бежевые полотняные брюки, темно-синюю рубашку. Зовут Бертрам О.Буш. Он растянулся в шезлонге, я сижу на стуле с прямой спинкой — так легче управляться с записью. Диктофон — между нами на стеклянном столике, и там же две большие чашки кофе. Уютное местечко, и всего-то милях в двадцати с чем-то от Финикса. Когда Буш ушел в отставку, он был женат, теперь овдовел и живет один. Есть взрослые дети, но у них свои семьи. Двое сыновей обосновались неподалеку от Финикса, третий в Калифорнии. Он их вроде бы довольно часто видит. Да, я ведь не упомянул, что он состоятельный человек. Это несомненно так, усадьба у него превосходная.

Мы быстро покончили со вступительной болтовней, он разрешил мне записывать, и вот что я вам привез. Запись ясная, четкая — я разбираюсь в таких вещах…

Он нажал на другую кнопку, и через секунду-две послышался его же голос, но уже из динамика:

«Итак, мистер Буш, расскажите нам все, что вам захочется. Хотя вам, наверно, наскучило повторять одно и то же бессчетное число раз…»

«Не спорю, в свое время действительно наскучило, только прошли годы с тех пор, как я рассказывал об этом в последний раз… — Голос был глубокий, хорошо поставленный, вовсе не старый. — Конечно, в школе, когда я заговаривал об этом, меня высмеивали — мальчишки не упустят повода поулюлюкать, так уж они устроены. Ну а я, пожалуй, не имел ничего против, платил им той же монетой, и зачастую щедрее, чем они мне. В колледже было, в общем, то же самое. В большинстве своем люди считали, что я все это просто выдумал, но, по крайней мере, приходили к выводу, что я не дурак, не лишен воображения и умею развлечь компанию. Притом всякий раз находился кто-нибудь, кто слушал серьезно, на кого мой рассказ производил впечатление. И если таким слушателем выступала девушка, случалось, ее внимание переключалось на меня самого, и боюсь, что я порой использовал свою историю в личных целях. Впрочем, мне нисколько не стыдно. Однако когда я стал практикующим юристом в Нью-Йорке, а особенно когда понял, что у меня есть шансы в один прекрасный день сделаться партнером фирмы, где я служил, — так потом и случилось, — я отказался от этой привычки. Теперь она могла навредить мне — кто доверится адвокату со странностями? Я прекратил делиться воспоминаниями с кем попало, разве что изредка пересказывал их кому-нибудь, кто безоговорочно заслуживал доверия. Сегодня это, разумеется, уже не играет роли. Я полностью удалился от дел. Старость не радость…»

«Ну уж извините…»

"Давайте без лицемерия! Если посмеете хотя бы произнести какой-нибудь натужный термин вроде «лица старшего возраста», я докажу, что вполне способен еще сбросить вас в бассейн. Головой вперед. И держать вас там, пока не захлебнетесь. Тем не менее я старик. Родился как раз на стыке веков, так что запомнить, сколько мне лет, для меня несложно…

Но ближе к делу. Мальчишкой я жил в Нью-Йорке на Мэдисон-авеню. У нас был собственный четырехэтажный особняк — его давно снесли. Нас было пятеро: отец, мать, две сестры и я. И пес по кличке Фидо. Ну и еще несколько человек прислуги. Отец был преуспевающим брокером, специалистом по морскому страхованию, и мы были очень обеспеченной семьей. Каждое утро все вместе мы собирались в столовой к завтраку — так пожелал отец. И вот однажды весенним утром — до сих пор помню, что дело было в среду, — отец спросил меня, не хочу ли я сегодня пропустить занятия в школе. Мне было двенадцать, и я дал ему понять, что в общем-то хочу, — но что стряслось? Ну, ответил он, прибывает корабль, лайнер, и мне, быть может, будет интересно понаблюдать за этим событием из окон его конторы. Ему же было прекрасно известно, что я был помешан на океанских лайнерах точно так же, как мои внуки и правнуки нынче помешаны на самолетах. Хотя, если подумать хорошенько, сравнение неточно. Они, нынешние, воспринимают все походя, поразить их почти невозможно. Да они и знают больше, чем я в мои двадцать лет. Знают и такое, что мне и сейчас невдомек.