Меж крутых бережков - [34]
Аленка, слушая ее, молчала — она и без того понимала, что будет нелегко, очень нелегко…
— Нечего сказать, получили путевку в жизнь! И куда? К себе на ферму, куда, бывало, без «приданого» не дозовешься человека.
Путевка… Наташа попыталась разобраться в смысле этого слова. Не все ей было ясно. Путевки дают на целину, на дальние большие стройки, а тут — в свое село… Роились, тесня друг друга, вопросы. Наташа искала нужного ответа на них, упорно старалась осмыслить свой новый шаг. Путевка — от слова «путь», значит — путь в жизнь. Путь этот должен быть необозримо долгим, дальним, интересным, как, скажем, дорога на Тихий океан, на Камчатку, а тут всего два шага — и ферма… Какой это путь? Нет, это не путь!
— Что же нам теперь делать? — спросила после томительной паузы Аленка.
— Очень просто, сдать путевки, а самим куда-нибудь уехать, — ответила Наташа.
— Сдать-то сдать, а кому? В райком? Там спросят, зачем брали?
За несколько метров до околицы Аленка вдруг воскликнула:
— Вот что, дома о путевках ни гу-гу, а завтра утром отнесем их Ване Пантюхину, он свой парень — возьмет.
Наташа согласилась, и они молча разошлись.
Когда Наташа вошла в избу, мать с Феней ужинали. Феня быстро достала тарелку и налила подруге щей.
— Садись скорее, небось устала! Ну, как дела, Таха?
— Никак… надо опять ехать в город…
Матрена переглянулась с Феней, а потом спросила:
— Ну и что же ты будешь делать там?
Наташа встала из-за стола, посмотрела вокруг, как бы ожидая откуда-то со стороны поддержки, и тихо сказала:
— Не знаю… — Потом добавила: — Я все-таки на завод устроюсь и в ансамбль пойду…
— Мечешься ты, Наташка, сама себе места не найдешь. Пораскинь умом-то, шла бы пока на ферму. Вон Феня работает…
— Феня, Феня, у тебя на этой Фене теперь свет клином сошелся. У нее выхода нет, ей хлеб надо зарабатывать.
— А тебе?
— Мне… я в городе устроюсь, а хвосты коровам чистить не пойду! — сказала и, взяв с печного шестка спички, размашисто чиркнула одной из них о коробок. Спичка вспыхнула, но тусклый огонек ее быстро погас.
— Вот так и жизнь наша: мелькнула — и следа нет… — тихо проговорила Наташа. — А я хочу оставить след на земле, да такой, понимаете, навсегда чтобы… А тут чего добьешься? Пенсии и той не заработаешь. Вот ты, мама, сгорбилась, тебе недужится, а все к коровам идешь…
Матрена смотрела на Наташу и не узнавала ее — глаза бегают из стороны в сторону, как мышата, возбуждена и чего-то недоговаривает. Откуда у девчонки, совсем еще не видевшей жизни, такие странные взгляды? След и пенсия! Кто мог вдолбить ей это? Откуда у нее презрение к крестьянскому труду? Правда, тяжел он пока что, слов нет, но идет техника, облегчение человеку…
Феня собирала посуду со стола и все больше хмурилась. Мысли Наташи показались ей донельзя обидными, но она промолчала, а про себя подумала: «Приравнивает судьбу каждого из нас к тусклому следу спички, а ведь не права, не всем же быть заметными да талантливыми. Мне неплохо живется и так, вот если бы с отцом помириться да работать рядом с Сашей. А Наташа мечется, не знает, куда себя деть, потом поймет, что зря горячилась. Трудно тебе, Таха, так же трудно, как и мне было когда-то». Захотелось помочь подруге, но чем?
Спать легли, не разговаривая, а утром, когда Феня и Матрена ушли на ферму, к Наташе прибежала Аленка.
— Про путевку матери сказала? — спросила она.
— Нет.
— Молодец, я тоже ни слова. Пошли скорее, отдадим Ване, он парень хороший, возьмет и никому не скажет.
Ваня Пантюхин сидел в правлении колхоза. Все мысли его, когда вошли девушки, были заняты составлением сводного отчета.
— Здравствуй, Ваня!
— Добрый день. По какому вопросу?
— Путевки тебе принесли.
— Какие?
— Да понимаешь, сдуру вчера взяли в райкоме, а сами не подумали, вот и несем назад.
— Брали не у меня?
— Нет…
— Ну и несите туда, где брали, а мне за них нечего отчитываться.
Наташа решительно подошла к столу и положила свою и Аленкину путевки:
— Как хочешь, так и отчитывайся, а навоз чистить не пойдем!..
Только теперь до Вани дошло, что это были за путевки. Он выскочил из-за стола, взял листки и начал совать их обратно девчатам, а те не брали, со смехом выскочили из правления, и след их простыл…
Закрутила с того дня жизнь Наташу. В доме — взгляды матери, украдкой, порой исподлобья, немые, безмолвные ее вздохи. И на улице не легче — хоть на порог не показывайся. Пошла жизнь колесом. И как ни старайся, видно, не уйти из этого сложного водоворота событий, не избежать осуждающих людских взглядов. Так же вот крутит донная коловерть былинку, случайно подхваченную и занесенную ветром с заливных лугов под темный обрывистый берег Оки. Мечет, бьет течение, и кто знает, хватит ли сил выбраться из трудного лабиринта водных завихрений на свободную, уходящую вдаль речную стремнину…
Наташа думала, что тяжело ей будет только в семье. «Как-нибудь справлюсь, мать добрая!» Но, оказывается, незримые нити жизни тянулись из семьи куда-то дальше, и помимо воли Наташи совершалось подчас то, чего она и не предполагала. Пошли по селу нехорошие слухи и разговоры о двух подругах, бросивших комсомольские путевки на стол Вани Пантюхина. Смеялись по утрам у колодцев соседки над незадачливыми девушками, перемывали их косточки, особенно хулили и корили Наташу: «Мать партийная, а она, гляди, путевку швырнула». Хихикали бабы, и от их смеха неотступной болью ныло сердце Матрены…
Повести, составляющие эту книгу, связаны единым сюжетом. Они рассказывают о жизни, быте, отношениях людей, строящих порт на Камчатке. Здесь — люди старшего поколения, местные жители, и большая группа молодежи, приехавшей с материка. Все они искренне стремятся принести пользу строительству, но присущие им разные характеры ведут к противоречиям и столкновениям. Последние особенно остро проявляются во взаимоотношениях начальника порта Булатова, человека с властным характером, «хозяина», и молодой коммунистки, инженера-экономиста Галины Певчей, от имени которой ведется повествование.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.