Мейсенский узник - [50]

Вклад Херольда в этот огромный заказ был невелик. Художники рисовали на каждом предмете герб, раскрашивали скульптурные фигурки, добавляли кое-где цветочек-другой и аккуратную золотую каемку с края. Кендлер объявил, что пластическое совершенство его творений почти не требует цвета — поверхность должна была оставаться чисто белой. Скульптура победила живопись.

Раскол между двумя фракциями усилился, когда Кендлер и его союзники решили официально пожаловаться комиссии на неэффективное руководство со стороны Херольда и вопиющую разницу в оплате. Модельеры получали много меньше художников, хотя теперь их труд стал куда важнее. Херольд объяснял это тем, что живописцы мелкой работой портят себе глаза, а значит, их карьера короче. Инспектор завода, Рейнхардт, устав от бесконечных жалоб на произвол Херольда, взял сторону Кендлера. Вместе они составили список претензий — вероятно, надеясь, что комиссия, оценив масштаб недовольства, уволит художественного руководителя. Херольд, утверждали они, разбазаривает деньги, не может организовать работу художников и не учит их, что сказывается на качестве росписи. В своей зависти к Кендлеру он дошел до того, что велел работникам провести губкой по тарелкам из Лебединого сервиза, смазав четкость рельефа. В стремлении доказать бесчестность Херольда жалобщики даже припомнили ему давнюю историю с кражей рецептов Кёлера.

Херольд в долгу не остался: обвинил Рейнхардта в мошенничестве и приказал его арестовать. Никаких конкретных доказательств предъявлено не было, тем не менее следующие четыре года Рейнхардт провел в тюрьме. Отвлекающий маневр принес желаемый результат: жалобу Рейнхардта сочли не заслуживающей доверия и никаких мер не приняли, а Кендлер получил выговор за то, что ее поддержал.

Херольд сохранил административную власть, но прекрасно понимал, что на художественном фронте его разбили в пух и прах. Никто не хотел возвращаться к старым живописным шинуазри — пластические находки Кендлера давали простор для множества новых, куда более интересных решений. До тех пор пока творческий гений соперника затмевал его собственный талант, Херольд не мог чувствовать себя в безопасности и потому изыскивал все новые и новые способы ему противодействовать.

Глава 17 Фарфоровые солдаты

Пребывая во сне и лени, пересчитывая дневную выручку или набивая себе брюхо, соглашаясь принимать дурное за доброе и говоря «сгодится и так», когда так не годится, приличные народы допускают, чтобы ими правили Брюли… Боги мудрее! Наступило 13-е; Старый дессауец [князь Леопольд I] идет маршем на Дрезден к неведомому полю сражения.

Томас Карлейль.

История Фридриха Великого. 1865.

Утром 20 июля 1736 года, когда в Альбрехтсбурге горнист играл зорю, часовые у ворот с изумлением услышали топот марширующего отряда. Через несколько минут двор перед фабрикой заполнили солдаты под предводительством лейтенанта Пупеля. Он важно объяснил, что ему поручено заменить стражу, охранявшую замок в последние десятилетия. Прежняя охрана состояла по большей части из солдат, негодных к строевой службе, и в глазах начальства была скорее символической. Люди Пупеля — хорошо обученные и привычные к боевым действиям — выглядели куда внушительней. Дирекция надеялась, что теперь нарушения на фабрике прекратятся.

В следующие недели Пупель зарекомендовал себя тираном и самодуром. По его указанию охрана ввела множество правил и добивалась их соблюдения с такой строгостью, что всю фабрику охватили уныние и страх.

Всякий, нарушивший правило, пусть даже самое незначительное, подвергался аресту и мог провести в тюрьме не одну неделю. Многие ограничения выглядели полной бессмыслицей. Раньше сотрудники часто работали сверхурочно ради прибавки к скудному жалованию, теперь это строго-настрого запретили. Если кого-нибудь заставали за работой в неположенные часы, стражники задували нарушителю свечи, а его самого отправляли в тюрьму. С гостями, будь то придворные или уважаемые клиенты, обходились как с потенциальными шпионами. Прежде охрана сопровождала посетителей до входа в помещение, куда те направлялись — обычно в демонстрационный зал, — и терпеливо дожидалась, когда они выйдут. Теперь стражники не отставали от гостей ни на шаг, даже если в комнате находились сотрудники мануфактуры. Это было очень неприятно, а главное — вредило торговле. Дирекция приводила свои резоны: мануфактура расширяется, значит, растет и опасность, что секрет выкрадут, а следовательно, новые предосторожности вполне оправданы.

Впрочем, довольно скоро выяснилось, что даже такие драконовские меры не обеспечивают полную безопасность: при должной решимости их всегда можно обойти.

Через одиннадцать дней после введения новой охраны, 7 октября 1736 года, лейтенант Пупель вынужден был сообщить придворному комиссару Херольду тревожные известия: не вышел на работу один из лучших мейсенских живописцев, Адам фон Лёвенфинк. Дома его не обнаружили; кроме того, у живущего по соседству пекаря пропала лошадь. Никто не сомневался, что Лёвенфинк сбежал.

Херольд сразу осознал, насколько это опасно. Лёвенфинк был одним из немногих живописцев, сумевших развить свой талант, несмотря на тяжелую обстановку, сложившуюся в художественной мастерской. К Херольду он поступил тринадцатилетним мальчиком, в 1727 году, и под его началом осваивал ремесло. Теперь Херольда больше всего волновал вопрос, сумел ли молодой человек помимо декораторских приемов узнать и секрет фарфора.