Метрополис. Индийская гробница - [11]

».

Да, тогда она умерла. Но Джо Фредерсен слишком хорошо знал, что она умерла не от родов. Она умерла потому, что сделала то, что должна была сделать. Она, собственно, умерла уж в тот день, когда пришла от Ротванга к Джо Фредерсену и удивилась, что ноги ее не оставляли на пути своем кровавых следов. Она умерла, потому что не могла противостоять великой любви Джо Фредерсена и потому, что он заставил ее разбить жизнь другого человека.

Никогда не было на лице человека выражения такой радости освобождения, как на лице Гель, когда она узнала, что умирает.

Но тот же самый могущественный человек в Метрополисе в жутком сознании своего бессилия лежал на полу и кричал, как дикий зверь, которому переламывают кости.

И когда он через 4 недели встретился с Ротвангом, густые упрямые волосы над чудесным лбом изобретателя были белы как снег, а в глазах его горела ненависть, граничащая с безумием.

В этой великой любви, в этой великой ненависти Гельга осталась живою для обоих мужчин…

Джо Фредерсен не заметил, как за ним открылась дверь, и кто-то тихо вошел в комнату. Но он услышал смех, обернулся — и увидел лицо Ротванга.

Оба в упор смотрели один на другого. Никто не поклонился.

— Тебе надо было бы раздробить череп, если бы в нем не хранился такой драгоценный мозг, — сказал Джо Фредерсен после паузы.

— Ты ничего не можешь сделать мне хуже того, что сделал, — ответил Ротванг.

Джо Фредерсен молчал.

— Как ты думаешь… — продолжал Ротванг, — что мучительнее раздробить череп или вырвать из груди сердце?

Джо Фредерсен молчал.

— Ты не хочешь отвечать мне, Фредерсен?

— Мозг, подобный твоему, должен бы уметь и забывать, — произнес Джо Фредерсен, не глядя на Ротванга.

Ротванг пожал плечами. Он подошел к портьере и задернул ее.

— Забыть? — переспросил он. — Я дважды в жизни забыл. Раз я забыл, что эфирное масло и ртуть дают взрывчатую смесь. Это стоило мне правой руки. Другой раз я забыл, что Гель была женщиной, а ты — мужчиной. Это стоило мне сердца В третий раз, боюсь, дело пойдет о моей голове. Я никогда больше не буду забывать, Фредерсен.

Джо Фредерсен молчал. Наконец, он произнес беззвучно:

— Ты забываешь, что Гель умерла и для меня.

— Ты забываешь, — ледяным голосом сказал Ротванг, — что у меня от Гель не осталось ничего, кроме проклятых воспоминаний.

— А у меня, Ротванг?

— У тебя от неё сын.

Джо Фредерсен не ответил. Он стоял с отсутствующим лицом. Ротванг смотрел на него и как будто внимательно прислушивался к тому, что заметил в этот час впервые.

— Ты, кажется, не спешишь сегодня, Фредерсен? — сказал он. — Не хочешь ли сесть? И не хочешь ли сказать мне, почему ты пришёл? Ты ведь отыскиваешь меня, когда дело идет о новых планах и когда ты один не знаешь, как быть дальше…

— И сегодня дело идет о планах, хоть и не о новых, — ответил Джо Фредерсен, точно не расслышав насмешки. — Можешь объяснить мне этот план?

Он протянул Ротвангу маленький кусочек пергамента, который получил от Грота. Ротванг взял его и глубоко склонился над ним — не для того, чтобы рассмотреть его, а чтобы спрятать свое лицо.

— Откуда это у тебя? — спросил он после паузы.

— Ты знаешь план?

— Да. Откуда он у тебя?

— Из кармана одного из моих рабочих, но откуда он известен тебе?

Ротванг стоял спиной к окну. Это не позволяло вглядеться в черты его лица.

— Помнишь, — спросил он, — с каким непонятным тебе упрямством я в свое время желал поселиться именно в этом доме?

Джо Фредерсен кивнул.

— И помнишь, с каким упрямством я впоследствии отказывался продать землю под домом для продолжения подземной дороги?

— Еще бы. Я точно помню сумму, которую стоил изгиб пути, сделавшийся поэтому необходимым.

Ротванг загадочно усмехнулся.

— Вот причина, — сказал он, покачивая в своей ладони маленький кусочек пергамента.

— Объяснись, пожалуйста.

— Этот дом, Фредерсен, был, очевидно, построен человеком, который желал, чтобы добрые друзья и милые соседи его не знали всех его путей. Быть может, впрочем, это был просто-напросто глупец, любящий прогулки, как крот. Я не знаю. Во всяком случае ему был известен секрет этого кусочка пергамента, — потому, что этот квадрат, который ты видишь здесь, совпадает с квадратом подъемной двери, находящейся в самом нижнем помещении дома. Под подъемной дверью находится еще довольно хорошо сохранившаяся лестница, а дальше многочисленные и разбросанные ходы, где едва ли приятно заблудиться.

Джо Фредерсен, казалось, не верил.

— Ты рассказываешь сказки, — сказал он.

— Ты можешь во всякое время убедиться в справедливости моих слов, — ответил Ротванг с некоторой кротостью.

Джо Фредерсен задумался.

— И куда ведут эти ходы?

— К копям, которые были оставлены уже тогда, когда стали закладывать фундамент этой церкви.

Джо Фредерсен покачал головой.

— А откуда ты все это знаешь?

— Я люблю гулять, как гуляют кроты.

Джо Фредерсен посмотрел на Ротванга долгим испытующим взглядом.

— Мне сдается, что ты играешь двойную игру, Ротванг, и что у меня нет большего врага, чем ты.

— Я никогда не скрывал этого, Джо Фредерсен, — ответил седой его собеседник.

— Ну, что же, поступай, как хочешь, Мне сейчас интересно только узнать, что означает план покинутых копей в кармане моих рабочих.