Метромания - [11]

– Вывод у них такой: это, – Вилетарий хлопнул по пачке лежащих перед ним фотографий, – не подделка. Рационального объяснения появлению теней на фотоснимках нет, но компиляция исключается. Категорически. Кстати, я для этих ребят даже негативы у авторов снимков на время брал. Обе серии, между прочим, – и на «Курской», и на «Маяковке» – были сделаны на пленку. Но, – тут Вилетарий состроил уныло-разочарованную гримасу и развел руками, – сами понимаете… Свидетельство вчерашних студентов никого впечатлить не в состоянии… По моему твердому убеждению, такое отношение к фантомографии в нашей стране – это отрыжка оголтелого материализма. За рубежом в ходу лояльность и широта взглядов. Потому и мои изыскания по большей части востребованы именно там. – С этими словами хозяин степенно поднялся с дивана: – Ну, что, ребята, фотографии-то дарите?

Те кивнули: конечно.

Вилетарий бережно, даже с неким благоговением взял со стола три снимка (те, что отложил в начале разговора) и, погладив пальцем один из них, спросил:

– А знаете, какая история вот с этой Родиной-матерью была?

Андрей с Максом с разных сторон обогнули журнальный столик и встали рядом с кандидатом на манер телохранителей или стражников. Верхней была фотография, где запечатлен торец «Новослободской» – с толстой мозаичной теткой и мужиком-тенью, заслонившим собой до середины икры одну из ее тумбообразных ножищ.

– Не знаете, – торжественно и как будто даже с удовлетворением констатировал кандидат.

Мягко выпроваживая гостей из комнаты в прихожую, Вилетарий рассказал, что, когда в пятьдесят втором станцию открывали, на месте несуразной ленты с надписью «Мир во всем мире» был портрет Сталина. Именно к нему мальчонка руки тянул. Но незадолго до торжественного пуска на «Новослободскую» приехал Хрущев, в ту пору первый секретарь МК ВКП(б). Прибыл Никита Сергеевич уже накрученный окружением, усмотревшим, что Родина-мать очень похожа на Мадонну Рафаэля – следовательно, налицо факт религиозной пропаганды. Хотя, возможно, у Хрущева и другие мысли тогда в голове бродили. Как бы то ни было, но по «Новослободской» Никита Сергеевич ходил мрачнее тучи. А подойдя к торцевому панно, налился краской и слюной брызгать начал. Прицепился к тому, что женщина босая: «Вы что, хотите сказать, что партия и правительство не в состоянии обеспечить своему народу достойную жизнь?! Что наш человек вынужден ходить в лохмотьях и без обуви?!» Женщине за одну ночь выложили на ступнях что-то вроде римских сандалий. Не помогло – поступил приказ извести Родину-мать под корень. Однако нашлись смельчаки, которые вместо того, чтобы сбить панно, загородили его ложной гипсовой стенкой, а потом облицевали мрамором. Из «заточения» Родину-мать выпустили уже в середине восьмидесятых, в годы перестройки. Но перед этим разули – уж слишком нелепо смотрелись на советской колхознице сандалии римских патрициев. А лицо «вождя всех времен и народов» из панно выкорчевали – заменили кургузым транспарантом.

Дослушав до конца эту тухлую историю, друзья облегченно вздохнули и уже сами в ожидании вожделенной свободы рванули к входной двери.

Но велеречивый хозяин, самодовольно гоготнув, продолжил:

– Послушайте, я одну забавную вещь вспомнил! Про метро, про метро, – заметив нетерпеливое движение Андрея, поспешил заверить Вилетарий. – Когда шла реставрация «Маяковской», мне удалось в верхний вестибюль пробраться. Там как раз полы разобрали. Слеги проложили, рабочие по ним ходят, а внизу бухгалтерия филармонии. Сидят женщины, как ни в чем не бывало по клавиатуре стучат, документы распечатывают, чай пьют…

Когда друзья уже вышли из подъезда, Макс остановился и снова взялся было за ручку двери:

– Слушай, хоть он нам чуть пуговицы не поотрывал, придется вернуться. Я хочу у этого чудо-историка телефоны физиков взять. Надо бы и с ними поговорить.

– Только не сегодня! – запротестовал Андрей. – И возвращаться не за чем. У тебя телефон есть: позвонишь, узнаешь. Я жрать хочу, как собака. Время два часа, а я, между прочим, еще не завтракал.

– Я, между прочим, тоже.

– Ну, вот.

Макс нехотя поплелся за Андреем.

В вагоне метро Шахов хотел врубить плеер и уже вытащил наушники, но Кривцов его остановил:

– Погоди! Лучше скажи: ты этому Вилетарию веришь?

– В чем?

– Ну, в том, что астральная фотография действительно существует?

Шахов пожал плечами:

– А фиг его знает! – И снова попытался пристроить в уши наушники.

– Да достал ты уже со своей музыкой! – в полный голос прикрикнул на друга Макс и потянул наушники к себе.

– Это ты уже достал со своими дебильными фотками! – не остался в долгу тот. – Чего ты от меня-то хочешь? По-моему, Вилетарий нас только больше запутал. – И уже примирительно: – Информации сегодня получили выше крыши. Надо все переварить.

В этот момент женский голос объявил очередную остановку. Из последних сил борющийся со сном Макс скосил на друга осоловевшие глаза:

– Раз ты у нас такой наблюдательный и сообразительный… Вот станции объявляет то мужской, то женский голос. Как, по-твоему, есть в этом логика?

Андрей задумался.

– А-а-а, не зна-аешь, – с блаженной улыбкой протянул Макс. – А логика есть. Станции, идущие от центра, объявляет тетка, а к центру – дядька. На Кольцевой по часовой стрелке – дядька, против часовой – тетка. Это для тех, кто плохо видит, чтоб ориентировались. Сермяжная правда в этом есть: женщины по большей части спешат домой, а мужики – по делам…