Методология научного познания - [50]

Впервые гипотетико-дедуктивный метод был применен при построении классической механики Ньютоном, который возражал против прежнего истолкования гипотез как схоластических и спекулятивных построений. Поэтому он стал рассматривать основания механики, и прежде всего ее исходные посылки, как весьма общие и подтвержденные многочисленными экспериментами принципы, полученные на основе анализа и синтеза эмпирических данных. Впоследствии эти принципы стали называть основными законами механики. Из них по правилам дедукции можно было вывести частные законы Галилея, Кеплера и Гюйгенса, а также другие утверждения механики. После того как работа по построению системы гипотез, выведения из них логических следствий и их проверки будет завершена, такая система вместе с основными понятиями может превратиться в научную теорию. Именно этим объясняется интерес к построению системы гипотез в наиболее развитых опытных науках. В менее развитых отраслях науки можно строить отдельные фрагменты гипотетико-дедуктивных систем. Однако до появления гипотетико-дедуктивных систем доминирующую роль в методологии науки играл индуктивный метод.

6.1. Индуктивная модель обоснования науки

Основателем индуктивного метода исследования по праву считается родоначальник материализма Нового времени Фрэнсис Бэкон. Недовольный силлогистикой Аристотеля, он в противовес его «Органону» создал свой «Новый Органон», в котором изложил хорошо знакомые нам теперь каноны, или правила, индуктивных рассуждений. Он настолько переоценивал значение своей индуктивной логики, что считал ее универсальным инструментом для открытия любых новых истин о природе.

В подробной цитате, которую мы привели в главе 1, Бэкон утверждает, например, что его метод «немногое оставляет остроте и силе дарования» и даже сравнивает его с циркулем и линейкой. Подобно тому как с помощью этих средств можно проводить точные окружности и прямые, так и с помощью канонов индукции, по его мнению, можно было бы безошибочно находить новые истины в науке. Открытие таких истин превращалось, таким образом, в чисто механический процесс применения правил, которые Бэкон подробно обсуждает в «Новом Органоне». Используя современную терминологию, мы могли бы сказать, что Бэкон надеялся, что ему удалось построить логический алгоритм открытий.

Хотя с помощью индукции действительно можно делать обобщения и открывать простейшие эмпирические законы, но, во-первых, все они не выходят за рамки наблюдаемых свойств явлений, во-вторых, результаты индукции никогда не бывают безошибочными и достоверно истинными, а только вероятными или правдоподобными в той или иной степени. Почти после двух столетий Джон Стюарт Милль систематизировал и усовершенствовал каноны индукции Бэкона, чтобы использовать их для открытия законов причинной связи явлений. Однако с помощью таких канонов можно было устанавливать лишь простейшие причинные законы, выражающие регулярные, эмпирически наблюдаемые, отношения между свойствами предметов явлений. Раскрытие же глубоких внутренних связей между ними требует обращения к теоретическим понятиям и обобщениям фактов путем выдвижения смелых гипотез.

Никакого чисто логического пути перехода от эмпирических фактов к теоретическим законам не существует хотя бы потому, что в эмпирическом познании отсутствуют теоретические понятия. Единственный путь для их открытия заключается именно в выдвижении таких общих по форме и глубоких по содержанию гипотез, следствия которых надежно подтверждаются систематическими наблюдениями, экспериментом или практикой. В связи с этим во второй половине XIX в. начинается критика индуктивной модели научного открытия. Пожалуй, одним из первых против нее выступил английский историк науки У. Уэвелл в своей книге «Философия индуктивных наук», опубликованной в 1847 г. «Научное открытие, — писал он, — должно всегда зависеть от какой-либо счастливой мысли, проследить происхождение которой мы не в состоянии. Определенный всплеск интеллекта выше всяких правил, поэтому никаких рекомендаций, которые бы неизбежно привели к открытию, дать нельзя».

Однако из этого вовсе не следует, что научное познание происходит посредством случайных проб и ошибок. Удачные догадки и предположения возникают не на пустом месте, а являются итогом систематических эмпирических и теоретических исследований, в результате которых в науке появляются сначала гипотезы, а затем хорошо проверенные законы.

Несостоятельность индуктивной модели науки с философской точки зрения напрямую связана с проблемой обоснования, или оправдания, самой индукции. На каком основании мы можем утверждать, что общее или универсальное заключение, опирающееся на частные суждения о результатах опыта, окажется истинным? Для этого необходимо допустить существование особого принципа индукции, который оправдывал бы индуктивные умозаключения. Для дедуктивных выводов такой принцип действительно существует: если посылки дедукции истинны, то правила логики гарантируют истинность заключения. Ничего подобного не имеется для индукции: истинность ее посылок не обеспечивает истинности заключения. Сколько бы случаев морозных дней в январе мы ни наблюдали, у нас нет уверенности в том, что в будущем январе не установится сравнительно теплая погода. Для заключения об истинности универсальных заключений из частных суждений опыта необходим общий принцип обоснования индукции, который некоторые философы видели в единообразии природы (Д. С. Миль), априорном характере причинной связи (И. Кант) или сведении индукции к вероятности (Г. Рейхенбах). Однако все эти попытки оказались несостоятельными, поскольку для их обоснования пришлось бы обратиться к новым, более общим принципам и т. д., а тем самым прибегнуть к регрессу в бесконечность.