Методика обучения сольному пению - [14]

Иногда, устав от зубрежки, Алексей откладывал в сторону учебник и, кивая подбородком на мощный кудлатый затылок беззаботно посапывающего Василька, говорил убежденно:

— Если у человека есть мечта — жизнь будет верной. Конечно, хорошая мечта. А приобрести машину — что здесь плохого, чему ты иронично улыбаешься? Ну представь себе: куда бы девал деньги с его буйной энергией наш бывший морячок? Нет сомнения, пропивал бы. Шелгунов уже подбирался к нему, не он, так девочки уж наверняка раскрутили… Ну и что за жизнь была бы у нашего Василька — таскался бы по кабакам, мотался от одной бабы к другой, хлестал бы без просыпу… И сгинул бы. А с мечтой — другое дело, другой коленкор. Человек все по ней равняет, себя сдерживает, не растрачивает по пустякам…

Я заметил с шутливой ноткой:

— Он тебя боготворит…

Алексей уколол меня взглядом своих проницательных острых глаз:

— При чем здесь — «боготворит»? Знаешь, я подметил: большие сильные люди любят подчиняться, слушаться других. Но знают свою силу. Василек просто играет, наверное, была у него мысль: в случае чего я этого плешивого мухоморчика одной левой перешибу. Но после Шелгунова, нашей с ним сшибки, он понял, что я вполне за себя постою… Да и чего нам с ним делить? Зла мы друг другу не желаем…

Мы разговаривали вполголоса, но довольно отчетливо, зная, что после смены Василек спит как убитый и в комнате можно на барабане стучать.

Алексей с каждым разом открывался мне с неожиданной стороны. И мне уже казалось, что он старше меня лет на двадцать. К любой неоднозначной ситуации он подбирал безошибочные ключи, и все разрешалось в его пользу.

Однажды он поставил меня в тупик вопросом:

— Тебе нравится Базулаева?

Я попытался сострить насчет ее уникальной косы, но Алексей настаивал:

— Нет, я серьезно.

— А почему ты решил, что… у меня к ней симпатия?

— Часто вижу вас вместе, да и вообще, со стороны-то виднее.

— Ошибаешься, — сказал я, чувствуя, что неспроста он задал мне этот вопрос. — Мы с ней просто друзья. Она — умница, знает в три раза больше, чем мы с тобой.

— Это ясно, — задумчиво произнес Алексей, отодвинув от себя тетрадь с записями лекций какого-то высокоумного преподавателя. — Но это для женщины скорее недостаток, чем добродетель. А Базулаева… Есть в ней что-то прочное, чисто женское, чего сейчас нет у многих. Надежность, что ли… Из нее хорошая жена выйдет, — помолчав, несколько мечтательно произнес он.

— Так за чем же дело стало? — намекнул я.

— Всему свое время, — ответил Алексей, снова уткнувшись в тетрадь.

За мутным стеклом окна над ночным городом уже созрела желтая луна, пронзая все бледным романтическим светом. Но нам до нее не было никакого дела; страницы, страницы, страницы заслонили собой весь мир…

Глава четвертая

…Преподаватели многозначительно переглянулись. Молодой, с вислыми, давно не стриженными усами, в раздумье повертел ручкой в руке, потом опять вопросительно взглянул на своего коллегу — низенького толстячка с жизнерадостным лицом.

— Ну, что — ставим «отлично»?

— Ставь, — согласился толстячок.

Меня выбросило из аудитории, как катапультой. Выражение моего лица все сказало, и те, кто стоял в коридоре, расступились передо мной без слов.

Теплый влажный день набросил на меня легкую вуаль мелко сеющегося дождя. Тучи будто обмякли в истоме, почти не двигались, касаясь отяжелевшими животами высотных домов. На газоне, блестевшем насыщенным изумрудным цветом, работала, фыркая мотором, газонокосилка. Ее вел мужичок с высохшим осенним лицом, с потухшей сигаретой в съежившемся безгубом рту. Даже сквозь чадный бензиновый дым пробивался ко мне такой чуждый и неестественный в городе запах скошенной травы. Я ожидал Алексея, наполненный доверху счастьем от удачно сданного экзамена, теплого дождя, деревенского запаха травы; вспомнил, как с отцом ездили в луга, как нас застал проливной дождь, а потом появилась близко радуга, насыщенная красками, выписанная от края до края, и душа моя, как мокрый воробышек, рвалась неосознанно куда-то далеко, в сказочные края…

Мать наказала мне: чтобы не сглазить, не писать конкретно о том, как я сдаю экзамены. Если троек нет, дать телеграмму — «все хорошо». Если есть, то написать письмо и подробно рассказать, как все это произошло. Сейчас я подумал, что повод для телеграммы есть.

Алексея я увидел не одного. Он шел с Машей, что-то с достоинством бывалого человека рассказывал, и я видел, что Базулаева слушает его с интересом.

«Ну что, кажется, и они неплохо прошли второй этап», — с облегчением подумал я и пошел им навстречу.

Пришло время, настал день, когда позади остался самый страшный экзамен — литература и русский язык (устно). Что бы мы без Маши делали! Я — «хорошо», Алексей, а заодно с ним и Николай, — «удовлетворительно», Маша сделала, как посмеивались, «хет-трик» — получила третью пятерку…

И странно: ни восторга, ни умиления, ни даже простой радости я не испытал, когда прочитал свою фамилию в списке тех, кто зачислен. Наверное, все уже давно перегорело. Да и все наши, узнав, что поступили, лишь отходили от стенда с виноватой и будто бы неловкой улыбкой, потому что рядом существовали и трагедии, и море слез, и бурные истерики тех, кто обманулся в своих надеждах.