Метод 15/33 - [3]

Боковое окно фургона и то, как он меня усадил, в положении, позволившем следить за дорогой, заставило меня быстро сделать вывод о том, что захвативший меня мерзавец – безмозглая обезьяна, действующая на автопилоте, дистанционно управляемый исполнитель. Но мне было удобно сидеть в прикрученном к полу фургона кресле. Кроме того, несмотря на многочисленные попытки поправить сползающую с моих глаз повязку, ему, видимо, было лень слишком долго с ней возиться, хотя, вероятно, этот просчет объяснялся недостатком внимания. Так или иначе, я получила возможность видеть придорожные знаки и определить направление нашего движения – запад.

В первую ночь он спал 4,3 часа. Я спала 2,1. Через два дня и одну ночь мы съехали с семьдесят четвертого шоссе. И даже не спрашивайте о том стыде, который я испытывала во время туалетных остановок на заброшенных стоянках.

Когда наша поездка подошла к концу, фургон медленно скатился с шоссе и я решила отсчитывать минуты. Раз Миссисипи, два Миссисипи, три Миссисипи… 10,2 Миссисипи спустя мы припарковались, двигатель закашлялся и заглох на полутакте. 10,2 минуты от шоссе. Поверх сползающей с глаз повязки я разглядела погруженное в сумерки и посеребренное белым светом полной луны поле. Фургон окутали свисающие ветки дерева. Ива. Как у Наны[3]. Только это не дом Наны.

Он рядом с фургоном. Он идет за мной. Мне придется выйти наружу. Я не хочу никуда выходить.

Громкий скрежет металлической задвижки и стук скользнувшей в сторону двери фургона заставили меня вздрогнуть. Мы приехали. Я думаю, что мы приехали. Мы приехали. Мое сердце трепыхалось с частотой крылышек колибри. Мы приехали. У меня на лбу выступил пот. Мы приехали. Руки одеревенели, а плечи напряглись, образовав печатную Т с позвоночником. Мы приехали. Сердце колотилось все сильнее. Казалось, что этот ритм способен вызвать землетрясение на суше и цунами в океане.

Свежий ветер ворвался в фургон, как будто спеша опередить моего похитителя и утешить меня своим прикосновением. На мгновение меня окутала его прохладная невесомая ласка, но почти сразу все ее очарование оказалось разрушено мрачным присутствием похитителя. Разумеется, он был наполовину скрыт от меня моей сползшей повязкой, но я все равно почувствовала, что он замер, впившись в меня взглядом. Как я выгляжу в твоих глазах? Я всего лишь юная девушка, липкой лентой примотанная к креслу в твоем мерзком фургоне? Это кажется тебе нормальным? Ты чертов дебил.

– Ты не кричишь, не плачешь и не умоляешь меня, как все остальные, – произнес он с таким видом, как будто его посетило озарение и он постиг нечто, не дававшее ему покоя много дней.

Я стремительно повернула голову на звук его голоса, изображая одержимость, рассчитывая, что это движение заставит его занервничать. Я не уверена, что это удалось, но мне показалось, что он слегка отшатнулся.

– А тебе бы это понравилось больше? – спросила я.

– Заткни свою грязную глотку, ты чокнутая маленькая сучка, мне наплевать, что делают такие мерзкие шлюхи, как ты, – ответил он быстро и громко, как будто напоминая самому себе о том, что ситуацию контролирует он.

По его тону я сделала вывод, что, где бы мы ни находились, вокруг никого нет. Ничего хорошего это не предвещает. Он орет на меня, чувствуя себя в полной безопасности. Мы тут одни. Только я и он, и больше никого.

Фургон покачнулся, и я поняла, что он схватился за край дверного проема, чтобы забраться внутрь. Он закряхтел от усилия, и я отметила про себя его затрудненное дыхание курильщика. Типичный никчемный жирный слизняк. Его тень шагнула ко мне, и в свете лампы у него в руке сверкнул какой-то серебристый острый предмет. Как только он пересек границу моего пространства, я ощутила его запах – старый пот, вонь три дня не мытого тела. Его дыхание нахлынуло на меня зловонной волной. Я поморщилась, отвернулась к затонированному окну и заткнула нос, задержав дыхание.

Он перерезал липкую ленту, прижимавшую мои руки к прикрученному к полу креслу, и надел мне на голову бумажный пакет. Ага, смердяй, значит, ты в курсе того, что от повязки мало толку.

Сидя в этом кресле, я успела принять свершившееся зло как неизбежность, но понятия не имела, что меня ожидает. Тем не менее я не стала сопротивляться, когда он меня куда-то повел. Судя по все еще витающему в воздухе запаху пасшихся здесь весь день коров и щекочущим мои ноги стеблям, мы шли то ли по полю, засеянному пшеницей, то ли по лугу, заросшему высокой травой.

Ночной воздух второго дня охлаждал руки и грудную клетку даже сквозь ткань черного плаща на подкладке. Наш путь освещала луна, и я видела ее, несмотря на пакет и повязку. Ощущая у себя на спине дуло его пистолета, я вслепую шла на свет луны – мой единственный указатель посреди этого колосистого поля. Я шла, высоко поднимая ноги, в такт своему счету, а он шаркающей походкой убийцы волочился позади. Так мы и маршировали на нашем параде из двух человек: раз, шарк, два, шарк, три, шарк, четыре…

Я сравнила свой горестный путь с водной казнью приговоренных к смерти моряков и определила свое первое преимущество –