Метеор - [6]

- Я не то чтобы верила в сны... - уверяла сестра. - Но если две ночи подряд снится один и тот же сон с продолжением, это неспроста. Я, правда, иногда толкую сны, но это так, от скуки... Для себя самой я ничего не жду от них. Мои сны никогда не сбывались. Вот и теперь не из суеверия я обеспокоена тем, что мне приснилось. Понятное дело, сны могут повторяться. Но чтобы они продолжались, как продолжается жизнь наяву, этого со снами не должно быть. Может, мне и не следовало бы рассказывать вам этот сон... Ну, да простит меня матерь божия! Я больше привыкла к докторам, а не к священникам, и расскажу все, как на духу.

Хирург серьезно кивнул.

- Я расскажу вам все, - продолжала сестра, - потому что мой сон - о вашем пациенте. Я перескажу вам то, что уже потом сложилось у меня в голове. Во сне это скорее было похоже на разные картинки, они все время менялись. Одни были отчетливые, другие несвязные и спутанные; иной раз они шли вперемежку, другой раз наплывали друг на друга. То мне казалось, что этот человек сам рассказывает, то я сама смотрела на что-то. Все это было запутанно и бессмысленно, мне хотелось проснуться, но я не могла. Сон был живой и яркий, он будто продолжался и днем, но днем я просто вспоминала его в связном виде, а не как разрозненные картины, и это уже был не сон. Все в мире казалось бы нам сном, если бы в нем не было какого-то порядка. Ведь порядок то, что существует только в действительности. А сон этот потому меня и напугал, что в нем все было гораздо больше связано, чем в обычных снах. Я могу рассказать вам его только так, как понимаю сейчас.

РАССКАЗ СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ

Вчера ночью он явился мне впервые. На нем был белый костюм с медными пуговицами, на ногах краги, на голове белый шлем, не похожий на военный. Такой одежды я никогда не видела раньше.

Лицо у него было желтое, как у цыгана, а глаза лихорадочные, будто у тифозного больного. Наверное, у него был жар, потому что он заговаривался.

Если вам кто-нибудь снится, вы не слышите его голоса и не замечаете, что он шевелит губами. Вы только знаете, что он вам говорит. Я никогда не могла понять, как это получается. Помню только, что он обратился ко мне и быстро заговорил на каком-то непонятном языке. Он несколько раз произнес слово "сор", но я не знаю, что оно значит. Он был в нетерпении, чуть ли не в отчаянье, что я его не понимаю, и говорил долго, а потом, словно сообразив, где он, заговорил как бы по-нашему, и я вдруг стала понимать.

- Сестра, - сказал он, - умоляю вас, окажите мне услугу. Вы же знаете, в каком я состоянии. Боже, что за несчастье, что за несчастье! Не понимаю, как это случилось: земля внезапно ринулась нам навстречу. Если бы я хоть пальцами мог писать по одеялу, я бы все написал. Но взгляните, что со мной... - Он протянул мне свои руки, без повязок.

Сейчас мне уже трудно сообразить, что в них было ужасного. - Не могу, не могу, - жаловался он. - Взгляните на мои руки... Я вам все расскажу, но ради бога, помогите мне довести до конца одно дело.

Я летел, как помешанный, чтобы все устроить. Но вдруг земля качнулась и стала падать на нас.

Я знал, это авария: навстречу взметнулось пламя, какого я никогда не видывал, а ведь я повидал немало - я видел горящий пароход, горящих людей, видел, как пылает целая гора... Но об этом я не стану рассказывать... Все уже неважно, все, кроме одного, самого необходимого. "Кроме одного, - повторил он, - но теперь я вижу, что в этом одном - вся жизнь. Ах, сестра, вам сказали, что со мной? Не ранен ли я в голову? Ведь я все забыл и помню только одно, в чем для меня сейчас вся жизнь. Я забыл, что делал, но помню, где я бывал, забыл имена и не знаю даже, как меня зовут. Все это пустяки, не стоит придавать им значения... Наверное, у меня сотрясение мозга... ведь я не могу вспомнить ничего, кроме этой катастрофы... Если вам назовут мое имя, знайте, - оно фальшивое. А если я сам начну нести всякий вздор о приключениях на островах, считайте это бредом. Все это осколки... я сам не пойму чего... из них уже не сложить истории человека. Человек весь в том, что ему еще осталось свершить. Остальное - осколки и обломки, в которых сразу не разберешься. Да, да, иной раз человек выкопает чтонибудь из прошлого и думает: это я. Но со мной дело хуже, сестрица: случилось что-то такое, отчего моя память разбилась вдребезги, и в ней не осталось ничего цельного, кроме мысли о том, что я собирался еще совершить".

VI

Сестра милосердия рассказывала, слегка покачиваясь и не поднимая глаз, словно повторяла текст, выученный наизусть.

- Удивительно, как ясен и неясен одновременно был этот сон. Не знаю, где происходило дело. Он сидел на деревянных ступеньках, которые вели в какую-то соломенную хижину. - Она запнулась. - Да, эта хижина стояла на сваях, как стол на ножках...

А он сидел, расставив ноги, на нижней ступеньке и выбивал пепел из трубки об ладонь другой руки.

Голову он наклонил так, что виден был только белый шлем, казалось, что голова у него перевязана.

- Вы должны знать, сестра, - продолжал он, - что я не помню своей матери. Собственно, я никогда ее не видел, но в памяти у меня осталось какое-то пустое место, где чего-то недоставало. Вот видите, моя память и раньше была неполной, в ней не хватало матери. - Он кивнул головой при этих словах. - И потому на карте моей жизни никогда не исчезнет белое пятно. Я не мог познать самого себя, ибо не знал матери...