Метастансы (сторона А) - [4]

Шрифт
Интервал

Только сердце судьбой отблевалось,

Проглотив беззащитную смерть.


Но в полете предсмертного вальса,

Оторвавшись от скрюченных рук,

Нацарапают синие пальцы:

«В моей смерти винить Петербург».

***

Ворвалась зима и поля перепачкала снегом,

Всем было плевать, но зачем-то хотелось огня,

Но кто-то не спал и от скуки откашлялся небом,

Потом поперхнулся и нехотя сплюнул меня.


Я так и остался плевком, попирающим слезы.

Я жаждал любви, издеваясь над похотью слез.

Но этот подлец ещё выдумал пьяную розу

И нас обвенчал за полпачки сырых папирос.


Она умерла, а меня обозвали поэтом,

Пытались стереть, но я спрятался в тающий снег.

А глупый чудак где-то выкопал подлое лето

И, видно устав, закопался в полуденном сне.

***

В эту ночь в перекошенном небе

Не моргать надоевшей луне.

Я ещё на земле этой не был,

И она не заплачет по мне.


Не в её волосатой утробе

Я болтался, на волю просясь,

Я ещё своё небо не пропил,

Чтобы падать в холодную грязь


Но когда-нибудь, гордый и вольный

Я напьюсь и ударю в бега,

Чтобы в снежное русское поле

Выйти на неокрепших ногах.


Прощание с Петербургом


Ошалелый, раздавленный, преданный…

Эта слизь на брусчатке — не я ли?

Кто из вас первым мной отобедает,

Не подавится пьяной печалью?


Языкам фонарей вряд ли нужен я.

Ну, оближут да сплюнут, поморщась.

Не для них я шаманил простужено,

Взгромоздившись на лысину площади.


Не для фейсов, в трамваях приплюснутых,

Душу склеивал водкой да горлом,

Небом грустным да солнышком блюзовым

Мне б прикрыть свои песенки голые.


Я вернусь, если только забуду вас,

Я не пел здесь и паинькой не был.

Дома лягу, напьюсь и закутаюсь,

Натянув на себя ваше небо.

***

Утром совесть из простыни выжав

(Ты лежи и не плачь, раз пришла),

Я оставлю свой след на Париже,

Незаметно раздев догола

Свой живот с выступающей грыжей,

Недосказанной, как «I Love».


И, прищурив бельмо идиотски,

Улыбнётся с окурка верблюд.

Кто-то здесь — Беранже или Бродский

(Бреюсь я, а не мылю петлю!)

Расписался коряво и броско

Предпоследним конкретным «люблю».

С. Веселову

Выжму. Выжгу. Не к спеху она мне.

Хватит, пожил. Противна уже

Память, брошенная на камни

В пережёванном неглиже.


Вспомню изредка. Было б чем вспомнить,

В грязных пальцах обрывки держа

Наготу переполненных комнат

Изувеченного этажа


И ухмылку по-питерски зимних

Поцелуев промозглых. Скажи,

Ты когда возвращала стихи мне,

Я ловил ребятишек во ржи?

***

Они говорили: «Верь, брат, нам,

Ты будешь палач и бог.

Мы в люльке качали Рембрандта,

К купели носили Рембо.


Ты будешь купаться в вермуте,

Лаская блядей у ног.

Ты ж не какой-нибудь Лермонтов,

Что нас не пустил на порог.


Иначе ненужным довеском

Мы вздёрнем тебя на Парнас.

Когда-то дурак Достоевский

Смертельно обидел нас».


И слюни текли по скатерти,

В глазах расплывалась слизь.

Хотелось послать их матерно

Туда, откуда взялись.


Чтоб черными стали из красных,

Чтоб с шеи сползла голова.

«Я вам далеко не Некрасов,

чтоб временем пачкать слова.


Я вам не шарманка с музыкой —

Позолоти и крути.

Я просто беспечно русский,

Меня уже не спасти».

***

Связки песней подрезаны,

Не кресту — красота.

Было б дело по-трезвому,

Было б всё неспроста.


Но не спевшим — куда идти?

Конным, пешим ли? Бред

Только бешеный в памяти,

Только сдуру — поэт.


Мне к последнему празднику

Бубенцы не готовь.

Если жить угораздило,

Значит, будет любовь.


Небо к ночи потрескалось.

Не кричи — выручай.

Было б дело по-трезвому,

Было б всё невзначай.


Бог не мебель — подвинется,

Не с небес, так с креста

Скинет ножки — травиночки,

Чай, не в масть пустота.


Волки мной не побрезгуют,

Эко дело — вино.

Было б дело по-трезвому,

Было б снова смешно.

Бессонница

Полосую без удержу

По-садистски листы.

Бесполезную голову

Кием «Паркера» —

В лузу.

Скулы сводит, как в Питере

Утром мосты,

С томным скрипом,

Рождающим новые блюзы.


Кофта фата желтее, чем

Натюрморты с луной,

Вышью вместо «битлов»

Я мозаику смерти.

И останется Бог

Тёплой горькой слюной

На отправленном мной

Безымянном конверте.

Классическое

Ромашки оборвать — и в урну…


Не любит / любит. Нечет к чёту.

Быть иль не быть. Какого чёрта

Моя любовь неподцензурна?


По потолкам с разбитой лепкой

Прощеньем — тень моих объятий

(со стороны:

Поблёкшей блядью

Играет пьяный эпилептик).

Нервно-тряпичным арлекином

В меха и кнут одел Венеру.

А ты сидишь, ослабив нервы,

Полулежа.

Какой богине

Заклан ягнёнок?

Слава мёртвым!

Твой холод — трупный холод жертвы.

Опустошённые фужеры

В овале губ полуистёртых…


Vae victis! Без суфлёра — жутко.

Quo vadis! Поводырь бесплатно.

И, как слеза за вырез платья

Стечёт любовь последней шуткой.

Автореминисценция

Было б весело,

Я бы не плакал…

И какого же черта рыдать,

Если жизнь полудохлой собакой

Заползала ко мне на кровать.

Было б дело бессмысленной ночью,

Я б заснул или выпил вина,

Я бы выпелся, я бы отсрочил,

Я бы выплакал совесть до дна.

В грязной мути сигарного дыма

Я б нашёл для себя облака…

Слишком долго Мария для сына

Вожделенный тот крест берегла.

По острожью и по бездорожью,

По зелёной, как плесень, траве

Татуировал сумерки кожей,

Лишь бы в пляс не пришлось голове.

Но не мне эти груди залапать,

Чтобы брызнули кровью соски.

А ведь смерть для прикола могла бы

Пожалеть… Так ведь все не с руки.

К черту Дьявола —

Есть ли он, нет ли.

Мог бы Бога приснить для себя…

Но не мылом ли смазаны петли,


Еще от автора Тимур Эрнстович Бикбулатов
Бог-н-черт

Повесть Тимура Бикбулатова «Бог-н-черт», написанная в 1999 году, может быть отнесена к практически не известному широкому читателю направлению провинциальной экзистенциальной поэтической прозы.


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Веретейская волость

Эта книга представляет собой историко-краеведческий очерк, посвященный истории одного из отдаленных уголков Ярославской губернии, сердцу Мологского края — Веретейской волости, наполовину ушедшей на дно Рыбинского водохранилища.