Метанойя - [30]

– Эля, там в комнате есть фотография такая большая… Кто это на ней?

Близоруко сощурившись, она взглянула на меня и коротко ответила.

– Бог.

Это прозвучало так весомо и серьезно, что я оторопел.

– В каком смысле?

– В прямом. Это Иисус Христос.

Меня чуть отпустило.

– Это из фильма, что ли, кадр? А что за артист?

Эля вздохнула, словно удивляясь моей непонятливости.

– Слушай, я же ясно сказала– это Иисус Христос. Компьютерная реконструкция отпечатка на Туринской плащанице.

Я уточни:.

– Так значит, все-таки не Иисус Христос, а изображение, сотворенное машиной?

Понимающая улыбка чуть тронула её губы.

– Если тебе так легче это осознать, пусть будет так.

– А разве может быть как-то иначе?

Она пожала плечами.

– А есть смысл об этом говорить? Эта тема слишком важна и серьезна для пустого разговора.

Немного подумав, я сказал:

– Честно говоря, не знаю я никогда к этому не относился с такой позиции. Для меня это как бы умственные упражнения, которые помогают интересно провести время. Философские концепции, религиозные течения… Верхушек-то я немного посшибал, чтобы минут двадцать-тридцать поумничать. И по крайней мере вреда от этого не вижу.

– А пользы?

Я кивнул, соглашаясь.

– Пользы тоже. Один порожняк. Религия сама по себе, а жизнь сама по себе.

Эля возразила:

– Я так не думаю. Поэтому предпочитаю воздерживаться от праздных разговоров подобного рода.

Она поставила на стол тарелки с жареной картошкой и грибами и, открыв пакет молока, разлила его в две кружки.

– Давай садись. Джем, ешь. А то я смотрю, тебе только дай волю поговорить.

Я согласился.

– Да, порой меня накрывает эта волна. Не знаю, как это называть– любопытство, любознательность или ещё как-то?

– Может стремление к истине?

– А можно и таким образом это определить, ты, пожалуй, права. Я как бы пытаюсь найти идею, которая смогла бы хоть немного внести смысл в мое существование. Но что-то пока не получается. Слова остаются словами, и мне никак не удается перетащить их в действительность.

Эля уточнила:

– То есть получается, что ты пытаешься определить свою доминанту и сформулировать для себя что-то типа символа веры?

– Да, наверное так. Но он у меня почему-то постоянно изменяется.

– Ничего удивительного. Если сознание у тебя основательно искажено– а это не нуждается в доказательствах,– то разве способно оно отличить истину от заблуждения?

– Не в этом дело, Эля. Я ведь даже не ставлю цель найти истинную идею– мне бы хоть какую-то найти, которая бы могла меня увлечь по-настоящему.

Она насмешливо посмотрела мне в глаза.

– Ты мне врешь или самому себе? У тебя же такая идея есть– синтетика. И ты раб этой идеи. И пока ты не принадлежишь самому себе, у тебя не будет возможности выбрать другую.

Я попытался поспорить:

– Да я не это имел в виду. Наркотики– это ведь не идея.

Эля усмехнулась.

– А что же ещё? Идея, имеющая практическое воплощение в твоей жизни. Именно эта идея и создает для тебя постоянно новые формы реальности, которые так же быстро исчезают. И все твое сознание пронизано только производными этой идеи, и именно они вносят свой смысл в твое существование.

Не затрудняя себя поисками какими-то аргументов, я банально перевел стрелки:

– Да ты же про себя говоришь, Элечка. Это твое сознание пронизано наркотическими идеями.

Она не разозлилась.

– Тут я не буду спорить. Но ты пойми, что мы ничем друг от друга не отличаемся. Мы оба променяли абсолютную идею на какой-то суррогат. Может, ты не помнишь, но сделка состоялась в тот момент, когда ты укололся в самый первый раз.

Мне стало как-то не по себе от странной обреченности в ее голосе.

– Слушай, Элечка, ты, по-моему, утрируешь. Нельзя же такими категориями подходить к этой, в общем-то, прозаической проблеме.

– Да нет, это ты, похоже, не догоняешь, дружок, а ведь все так просто. Ты, наверное, и сам догадываешься, что пришел в этот мир не для того, чтобы пару-тройку лет прокоматозить и сдохнуть от передоза либо просто сгореть от кайфа?

Я усмехнулся:

– А разве есть разница– сдохнуть от кайфа или просто сдохнуть? Раньше или позже, умирать-то все равно приходится.

– И что дальше?

– Как что? Смерть. Пустота. Ничего.

– Если так, то есть ли что-нибудь более нелепое, чем человеческая жизнь?

– Так ведь и я об этом же говорю, ты разве не понимаешь?

– Тогда какой смысл жить?

– Наверное, никакого.

– Но ведь так не может быть, Джем, согласись? Смысл существует, даже если ты его не можешь постичь. Так стало быть, жизнь тебе дана для того, чтобы ты этот смысл нашел.

Я саркастически заметил.

– Жить для того, чтобы найти смысл жизни? Но надо быть твердо уверенным в том, что он есть. А есть ли он– кто может дать гарантию? И вся жизнь– это лишь движение к смерти.

– Достаточно глупо звучит, да? За что-то бороться, куда-то стремиться, зная, что все равно сдохнешь?

– Ну конечно, я же и говорю об этом. Поэтому не умнее ли расслабиться и просто кайфовать?

Эля улыбнулась:

– Ну вот, а ты говоришь, что наркотики– это не идея. У тебя же целая философская концепция на этот счёт существует.

Я почувствовал себя уязвленным.

– Но разве я не прав?

– Какая разница– прав, не прав? Я же не собираюсь с тобой спорить, в чем-то тебя убеждать. Да ты и сам наверняка ведь не веришь в то, что говоришь.