Метаморфозы Душевной жизни. Путь внутреннего опыта. Часть 1 - [66]

Это не христианское воззрение. Христианское воззрение всецело историчное и историческое. Оно не просто спрашивает о неисторичном и вневременном противостоянии внешнему миру. Оно говорит: человек, переходя от воплощения к воплощению, противостоит внешнему миру. Но если этот внешний мир причиняет ему страдания, если он доставляет ему то, что не удовлетворяет его, не дает ему внутренне гармоничного бытия, то происходит это не оттого, что человек должен вообще страдать в бытии, но потому, что человек привел себя в ложное отношение к внешнему миру, что он неправильно относится к нему. Христианство и Ветхий Завет указывают на определенное событие, благодаря которому человек оказался таким, что именно его внутренняя сущность может превращать бытие во внешнем мире в источник страданий. Значит, не внешний мир, не то, что достигает нашего зрения и слуха, не мир, в котором мы воплощаемся, приносит нам страдания — сам человеческий род некогда развил в себе качество, благодаря которому он не находится в правильном отношении к этому внешнему миру. А затем то, от чего люди страдают и сегодня, наследовалось от поколения к поколению. Таким образом, в христианском духе можно сказать, что люди с самого начала своего земного бытия поставили себя в неправильное отношение к внешнему миру.

Теперь мы можем распространить это и на доктринальные основы обеих религий. Буддизм постоянно подчеркивает: внешний мир — это майя, иллюзия! В противовес этому христианство говорит: поначалу то, что человек видит во внешнем мире, принимается им за иллюзию, но это зависит от самого человека — он сформировал свои органы таким образом, что не в состоянии проникать за внешние покровы, к духовному миру. Не сам внешний мир является иллюзией, но источник иллюзии — человеческое восприятие. Буддизм говорит: «Посмотри на окружающие тебя скалы, на молнию — все это майя, великая иллюзия! Гремит гром — это майя, иллюзия! Внешний мир, как он есть, — это майя, великий обман!» — «Неверно, — так можно возразить в духе христианского мышления, — что внешний мир как таковой является иллюзией! Но человек еще и по сей день не нашел возможности открыть свои духовные чувства или, выражаясь словами Гете, свои духовное зрение и духовный слух, которые показали бы ему внешний мир в его истинном облике!» Нас окружает иллюзия не потому, что этот внешний мир является майей, но потому, что человек как несовершенное существо еще не в состоянии видеть истинный образ внешнего мира. Так христианство ищет в одном доисторическом событии факт, который привел человеческое сердце к неправильному восприятию внешнего мира. И в развитии, проходящем через воплощения, в христианском смысле должно быть вновь достигнуто то, что можно назвать духовным зрением, духовным слухом, которые воспринимают внешний мир в его истинном образе. Поэтому повторные жизни отнюдь не лишены смысла — они ведут к созерцанию в духовном свете того, от чего буддизм хочет освободить человека: к созерцанию духа во внешнем мире. Завоевание мира, который сегодня предстает перед нами как физический, с помощью того, чем человек сегодня еще не обладает, но что будет достигнуто им как духовное начало, преодоление ошибочных представлений о внешнем мире как иллюзии и майе — вот сокровеннейший импульс христианства.

Поэтому христианство не поучает, подобно буддизму: «Мир — источник страданий! Прочь из этого мира в другой, совершенно иной мир, в мир нирваны!» В качестве могущественного импульса, который должен вести мир вперед, христианство видит Христа, со всей силой указавшего миру на внутреннее существо человека, из которого тот развивает определенные способности и, пользуясь ими в каждом своем земном воплощении, может переносить плоды одной земной жизни в следующие собственными силами. Не следует отказываться от перевоплощений, чтобы достичь нирваны, — напротив, все, что может быть воспринято в этих воплощениях, следует использовать для переработки, чтобы оно могло возродиться в духовном смысле.

В этом глубочайшее отличие, которое, с одной стороны, приводит буддизм к неисторическому образу мышления, а христианство, с другой — к историческому, ищущему в «грехопадении» людей источник страданий и горя, а в «воскресении» — исцеление от них. Освободит от страданий и горя не отказ от бытия, но исправление заблуждений, повлекших за собой неправильное отношение человека к окружающему миру. В вас самих сокрыта причина того, что внешний мир стал источником страданий! Если ваше отношение к окружающему миру станет правильным, то вы увидите, что хотя внешний, чувственный мир, действительно рассеется подобно туману под лучами солнца, но даст возродиться в духе всему вашему опыту, который вы в нем приобрели!

Поэтому христианство есть учение духовного возрождения, воскресения, и лишь как таковое оно может сравниваться с буддизмом. Разумеется, это означает: противопоставив оба исповедания в смысле духовнонаучного воззрения, необходимо проникнуть в глубочайшие импульсы этих учений!

То, о чем сегодня говорилось в общих чертах, можно подтвердить вплоть до частностей. Например, в буддизме можно найти даже нечто подобное Нагорной проповеди. Там говорится: