Метаморфоза - [23]

Бездна Истины зияла вдалеке мерцающими звездочками загадок и вопросов, маня Вову своей неизведанностью. И бывший матрос Иванов подал документы на философский факультет Ленинградского университета. Конкурс сюда был не так уж и велик, не слишком много было желающих постигать суть Бытия. Поступил с первого раза.

Учился Вова долгих восемь лет, уходя иногда в академотпуск и совмещая учебу с работой. А работал он и кочегаром, и мясником, и смотрителем пляжа, и вахтером. Много профессий перебрал и освоил. Так как профессия «философ» была не востребована в народном хозяйстве, то и по окончании университета искатель истины еще долго перебирал разные места, выбирая либо денежные, либо сидячие, чтоб можно было читать.

Родители за время учебы тихо один за другим ушли из жизни, и Вова остался один. Семью заводить не собирался, так как следовал своему базовому философскому выводу: не пускать женщин в свою жизнь. В коммуналке ему остались две комнаты, в которых он и намерен был жить далее, не собираясь менять на отдельную квартиру в новостройках.

Сообщество соседей на редкость было тихим: старики, одинокая старая дева, с которой философ иногда удовлетворял досадную физиологическую необходимость, да одинокий алкаш – бывший ученый-физик, который иногда терял чувство времени и мог в неурочный час запеть басом, но тут же успокаивался.

Почти всё было в жизни философа стабильно, кроме работы. Но и этот вопрос разрешился как-то вдруг и совершенно случайно.

Зайдя в жаркий летний день в пивнушку утолить жажду, Вова услышал за соседним столиком очень бойкий и живой разговор алкашей-завсегдатаев, один из которых упоительно расписывал своё пребывание в дурдоме. Его возвращение и отмечала честная компания. Чистый и опрятный пока герой дня, манерно поправляя живописные длинные локоны, которые искрились на просвет от луча солнца, бьющего из окна пивнушки, живописал плюсы регулярного питания и режима дня.

Вову осенило: «Это то, что надо!», и он откинул тут же надежду устроиться в пожарную охрану, где по большому знакомству ему обещали место, но месяц шел за месяцем, а вакансия всё не освобождалась.

Откладывать в долгий ящик задуманное философ не стал, и быстро двинул домой за дипломами и трудовой книжкой. Первое, что вспомнил из подобных заведений, была старейшая психиатрическая больница №2, именуемая в народе «Пряжка», так как расположена на берегу иссыхающей одноименной речки. Туда и пошел Вова.

На удивление, к главному врачу, седому и с холеной бородкой доктору, он попал легко и быстро. Посмотрев на заслуги в виде двух дипломов, главный нисколько не удивился, а задал лишь важный для себя вопрос: «Как с этим делом?», щелкнув себя по горлу. Получив от философа ответ, что никаких проблем нет, доктор, сомнительно мотнув головой, изрек: «Если что, подлечим».

Тяжело было в больнице с мужским медперсоналом, зарплата не внушала к себе уважения.

Для Вовы же этот факт не был препятствием, так как жизнь его была малозатратна. Одевался он очень скромно, без всяких претензий и в госторговских магазинах, ел немного, книги были тогда дефицитом. Тратить деньги ему было некуда, и он складывал их на сберкнижку.

Позвонив по телефону неведомой Марианне Абрамовне, и дождавшись её, главврач тут же и передал новоиспеченного медбрата новой начальнице, которая повела его в отдел кадров, и Володя Иванов обрёл свой профессиональный причал.

Получив высшее философское образование, Вова не нашел ответов на извечные вопросы Бытия ни у Ницше, ни у Канта, ни у прочих философов всех времен и народов. Промежуточным итогом всех его размышлений было то, что всё в этом мире ложно, и придумано людьми, дабы усложнить самим себе жизнь.

Истину же человеку познать не дано, а потому нужно просто жить и никуда не стремиться. На эту важную основу философ взгромоздился и стоял на ней, не собираясь покидать. Новая работа придавала устойчивость этой философской конструкции.

Первый выход на дежурство в отделение №16, где, по легендам, закончил свою жизнь Гоголь, ничем не поразил медбрата. Его сразу же посадили на самый ответственный пост – в надзорную палату, где он и просидел немало лет. Это был подлинно мужской пост, так как иногда требовалась физическая сила.

Шестнадцатое отделение представляло из себя длинный коридор с двумя палатами с каждой стороны. В другом конце коридора была столовая с телевизором и кухней, из амбразуры которой подавались тяжелые металлические шлёмки-миски с пищей. Еще по разные стороны были кабинеты врачей, медперсонала, процедурная, туалеты и несколько хозяйственных подсобок. В каждой из четырех палат стояло примерно по двадцать коек. В надзорной чуть меньше. Там лежали временно буйные и вновь прибывшие, за которыми дней десять наблюдали, а потом перемещали в общие палаты.

Если кто-то вдруг решал побуйствовать, то его быстро успокаивали горячим уколом – сульфазином, по-простому «серой». Буйный становился враз тихим, и лежал с неделю пластом с температурой под сорок. Этим же препаратом «лечили» диссидентов и прочих инакомыслящих. «Мозги хорошо прочищает»,-говорили про «серу» врачи. Средство это было невероятно болючим и сильным, и тот, кто его испытал на себе, никогда не мог этого забыть. Слово «сера» действовало на всех очень успокаювающе.