Метаморфоза - [18]

От Пети же все девчонки шарахались как от прокаженного. Даже всеми забытая и никчемная одноклассница не удостаивала его вежливым вниманием. Для девочек его как бы не существовало как противоположной особи. Необъяснимо.

Но в ночных юношеских фантазиях он был герой. Мама понимающе стирала «накрахмаленные» созревающим сыном простыни. Вот тогда Полушкин и задался первым подлинно научным вопросом: «Что же такое любовь?» И это главное «почему » раздробилось на десятки маленьких «почему». Ответ на эту загадку он искал долгие-долгие годы, пока не сделал подлинно научное открытие.

Раннюю юность удалось миновать без больших потерь и эксцессов, и школа осталась позади. Петя нацелил свой взор на областной университет. Вняв напутствию Пифагора «Человек – мера всех вещей!», Полушкин пошел на штурм факультета микробиологии. Факультет сдался почти без боя перед энциклопедичностью и обаянием ума абитуриента.

Пять с половиной лет пролетели быстро. Очень редко Петруху приглашали на студенческие пирушки и вечеринки, по причине всё того же неприятия его персоны слабым полом. Но и на тех увеселениях, куда ему удавалось попасть, очень рано проявилась его предрасположенность к алкогольным возлияниям. И он очень рано начал уходить в тихий безвредный домашний запой. Боль от женского неприятия это средство на время снимало, но проблемы никак не решало.

Микробиология стала отдушиной и смыслом жизни Полушкина. Он закончил университет, и аспирантура стала логичным продолжением развития молодого нестандартного ума, которую он проскочил как-то играючи и легко, защитив серьезную научную работу, которая была посвящена проблематике какого-то искусственного микробиологического синтеза каких-то то ли геномов, то ли еще чего. В общем, диссертация удалась, и Петр, как шар в лузу, влетел на равных в сообщество ученых Академгородка.

Лаборатория, куда он попал для научной деятельности, была оснащена по последнему слову техники. Советская наука в академгородках и «ящиках» финансировалась тогда очень щедро. Полушкин погрузился с головой в познание тайн природы живого во вселенной на молекулярном уровне. Это глубокое погружение прервал случай.

Случай предстал в лице уборщицы с несовременным именем – Клава. Никто и никогда не смотрел на неё как на женщину, не удостаивал её даже взглядом. Как она попала в НИИ Микробиологии – никто не знал. Родом она была из какой-то глухой-преглухой мордовской деревни и отличалась непроходимой тупостью, была молчалива, а если говорила, то каким-то низким неприятным скрипучим голосом, и от этих звуков хотелось побыстрее сбежать. Она целыми днями что-то мыла и терла. Фигура у неё была какая-то угловато-прямоугольная, а лицо тесано будто топором. Брутальная такая внешность была у Клавы.

Слыла она ходячим анекдотом института, так как её глупость давала множество поводов для острых на язык ученых. Ну, и присочинить любили. Нужен был лишь объект. Клава подходила для этого идеально.

Как снюхались Петр с Клавой, никто не знает. Как-то так раз, и вышло.

Она была первой, кто не отверг Полушкина. Они очень тайно и тихо расписались к несказанной радости тяжело больной Петиной матери.

Оба лишились девственности в неумелую первую брачную ночь, после которой Клава сразу же и понесла, не познав всех прелестей брачных ночных утех. И потеряла к «этому делу» интерес. К большому огорчению выстоянного годами ожидания близости молодого супруга.

В институте Полушкин тут же приобрел этакий веселенький анекдотический ареол, став любимой темой в курилке.

Супружница родила Пете дочку и, когда той исполнилось два месяца, собрала вещички и, позвонив Полушкину с вокзала, умотала в неведомые мордовские дали, попросив её не искать. Фантом, осветивший на миг Петькину жизнь, исчез так же, как и появился.

Полушкин еще какое-то время погрустил по несостоявшемуся отцовству, а потом перестал и грустить, и искать Клаву, но очень долго, трудно и нудно оформлял развод. Оформил. Нашлась экс-супруга лишь через двадцать лет, и не сама, а в лице дочки, такой же угловато-корявой с лицом-«блином», но, в отличие от Клавы – редкой умнички.

К безмерной радости коллег, искря парадоксальными научными вопросами и озадачивая всё окружающее научное сообщество, Петр вернулся в науку. Но микробиологии ему было мало в его научных изысканиях, и он поступил на химико-технологических факультет заочно. Незаметно его окончил, написал опять диссертацию и защитил. Ученый стал двойным кандидатом наук, и мог проводить свои эксперименты уже в двух научных корпусах Академгородка.

Были у Полушкина и сторонние научные поиски. Вдруг он открыл секрет НЛО, считая это изобретением американских секретных служб. В основе принципа движения неопознанных объектов, считал ученый, были заложены неизученные мировой наукой закономерности турбулентности воздушных потоков и эффект резонанса. Ученый опубликовал научную работу и изготовил макет, который летал непонятно на какой энергетической основе, вызывая завистливый блеск в глазах коллег. Тарелку крутили и вертели в руках, но принципы полета, невиданной скорости и бесшумности движения были непонятны даже ученым. Тема была перспективна, и золотой блеск грядущих премий звал и манил Полушкина. Но случился один казус.