Метаморфоза - [23]

Музыка смолкла, поднялась дверь, ко мне подбежали двое. Я нашел силы сопротивляться, и цветастые стали со мной грубы. Они били меня, пока тащили в дом, били молча и быстро, а мне становилось все хуже и хуже, и ни на что уже не оставалось сил. Меня трясло. Мне казалось, я умираю.

Они волоком втащили меня в свой дом, в ярко освещенную комнату, швырнули на ковер и стали пинать ногами. Это продолжалось недолго, потому что скоро раздался знакомый голос (каждый звук отзывался болью во всем теле - не люблю боли):

- Немедленно прекратить эту виоленцию!

Ох, как болели мои косточки, ох, как клеточки мои лопались, и глаза резало, и горло сводило, и дышать было почти невозможно, и все нервные окончания словно взбесились.

- Приходите, приходите в себя, дорогой мой. Ну? Вам уже лучше? спросил меня кто-то.

Ни черта мне не было лучше, откуда тут лучше, но, по крайности, я нашел в себе силы собрать мысли, ощутить себя собой, пусть и очень больным. Я уже знал - чуть-чуть поднапрячься, и я вспомню, кто со мной говорит.

- Посадите его в кресло. Что ж это он на полу?

Ох, как больно меня подняли, как цепко схватили множеством невежливых рук, как немилосердно швырнули в кресло!

- Сейчас придете в себя, дорогой Хлодомир, это болезненно, но это нормально, так и должно быть, небольшой предварительный приступ. Сейчас вы немножко придете в себя, и будет у нас с вами маленькая, но ответственная конверсация.

- Тише, - страдальчески говорю я. Голос, который мне так необходимо вспомнить, вызывает боль и мешает сосредоточиться.

- О (тоном ниже)! Мы уже говорим? Быстро, удивительно быстро. Скоро и конверсацию будем в состоянии выдержать.

- А? - спросил я, уже почти вспоминая.

- Конверсацию. Беседу - в переводе со староанглийского.

Эрих Фей, бессменный хранитель городского спокойствия. Точнее, если я только не ошибаюсь, временно исполняющий обязанности оного. Очень временно. На период конверсаций и мутуальных - то есть общих - акций совместно с неким Хлодомиром Вальграфом, куафер-инспектором и, похоже, последним идиотом, добровольно сунувшимся в не слишком ловко расставленную ловушку. Вот он, прямо передо мной, в своем плаще для вечерних ивнингов. Расплывается немного, но это пройдет. Положив ногу на ногу, он сидит посреди комнаты в роскошном кресле "Самаритэн". В таком же полулежу и я сам. В креслах похуже, словно зрители на домашнем спектакле, расположились у стен человек двадцать цветастых. Даже для здорового многовато, а я болен.

- Фей, - говорю я.

- Узнали, - ласково улыбается он. - Узнали, голубчик Вальграф. У меня очень запоминающаяся внешность. Если даже это и недостаток, то я им...

- Что все это значит, гранд-капитан?

- ...то я им дорожу, - заканчивает Фей. Благожелательно глядя на меня, он задумывается, он теребит подбородок, добрая улыбка на его лице вызывает очередной приступ боли, терпимый, впрочем. - Дорогой Вальграф! Я хочу сообщить вам прежде всего приятную новость. Следствие по интересующему вас делу закончено, и убийца найден!

Я сначала не понимаю.

- Какой убийца?

- Ну как же, убийца вашего друга, нашего дорогого Коперника. Неужели забыли? Нехорошо.

- Но он же... - Я оглядываюсь по сторонам в поисках Копа, но его нет в комнате. Это странно. Я знаю свой удар, он уже должен был оклематься.

- Я говорю про убийцу Виктора Коперника, сотрудника космопола, вашего соинспектора, которого на ваших, между прочим, глазах удушили не далее чем сегодня. Неужели не помните?

- Да, но... Я же его видел потом! Он сказал, что это был спектакль.

- Спектакль, - улыбаясь, говорит Фей. - А? Хорошенький спектакль! Ну конечно, спектакль, дорогой мой! Спектакль, во время которого был убит ваш товарищ. Разумеется, что еще, кроме спектакля?!

- Я что-то не очень понимаю...

- А я вам как раз и объясняю. Ничего не намерен скрывать. Не таков. Для начала хочу сообщить вам (а вы все никак не даете), что оперативная инвестигация, проведенная не без вашей помощи, кстати, за что стража городского спокойствия выражает вам искреннюю... то есть это я выражаю вам от имени... - Фей немного путается в словах, ему хочется сказать книжно. Словом, преступник найден и обезврежен. Это...

Фей делает паузу, многозначительную и, пожалуй, чересчур долгую. Но я не собираюсь его прерывать. Мне и самому интересно.

- Это...

Я молчу и внешне не проявляю любопытства. Я болен, мне надо набрать силы, чтобы отбиться от обвинения в убийстве собственного приятеля.

Двадцать человек все-таки. Ох, ребята...

- Это - Подводный Вулкан! - провозглашает наконец Фей тоном конферансье, объявляющего выход артиста. - Прррошу!

Раздаются аплодисменты. Кто-то кричит "браво". Любопытно развлекаются здесь цветастые. Появляется, я не заметил откуда, мой старинный знакомый, официал Мурурова. На тонком металлопластовом поводке, зацепленном за наручники, он ведет того самого худосочного парня, что удушил Коперника я сразу его узнал. Оба празднично улыбаются.

- Знакомьтесь! - говорит Фей. - Его зовут Подводный Вулкан. Настоящего имени не знает никто (парень приветственно дергает головой). У него было тяжелое детство. С раннего, можно даже сказать, с очень раннего возраста он пошел по кривой дорожке и связался с районной бандой душителей. Изворотливость (парень кланяется), неуловимость (еще поклон), смелость поступка и мысли (поклон и аплодисменты, которые Фею приходится переждать) снискали Подводному Вулкану дурную славу, сделали его грозой всего города. Но он связался с космическими охотниками, и это положило его карьере конец.