Metallica. Экстремальная биография группы - [163]

Директор по маркетингу Metallica сказал Кирку, что альбом был «гребаной коммерческой катастрофой». Условно говоря, он был прав. Несмотря на то что он достиг первого места в Америке и еще дюжине стран и третьей позиции в Великобритании, в общей сложности St. Anger было продано примерно в два раза меньше, чем S&M, и он остается, вероятно, их самым непопулярным альбомом, даже больше, чем подобострастный Reload. «Он до сих пор раздражает меня, – говорит писатель и давний хроникер Metallica Джоэл Макайвер, – потому что группа считает его символом бунтарства и перемен, в то время как на самом деле это просто собрание скучных риффов и ребяческих текстов». Тем не менее впервые со времен Master of Puppets Metallica делала альбом не для того, чтобы ублажить фанатов или критиков, а ради собственного удовольствия; альбом откликался в них на самом глубоком уровне, а дальше будь что будет. В этом отношении можно было бы утверждать, что они полностью преуспели; что St. Anger следует рассматривать в историческом свете в той же мере, что и в личном, часто неправильно понятым и даже вызывающим отвращение, как Tonight’s the Night Нила Янга, Low Дэвида Боуи, Plastic Ono Band Джона Леннона; таким же диким, как Funhouse группы The Stooges; испытывающим жалость к самому себе, как и его кузен по крови In Utero группы Nirvana; таким же сбивающим с толку, как Berlin Лу Рида. Альбомы, которые отражали глубокий личностный кризис, через который прошли или проходили в данный момент артисты, поначалу было невозможно слушать, не морщась или не выключив их совсем, разозлившись на то, что они не исполняют свою функцию и не развлекают в традиционной манере.

«Речь идет о глубоко укоренившемся гневе, который пронизывает наши личности, – сказал Кирк. – Мы изучаем наши сущности и обнаруживаем, что в нас много чертова остаточного гнева, берущего начало в детстве, от которого ни слава, ни деньги, ни известность не являются противоядием».

На Kill ‘Em All по его словам: «Мы были очень злыми молодыми людьми, а теперь мы очень злые мужчины среднего возраста. То, что произошло в нашем детстве, является частью нашего ментального фундамента, и мы нашли ему позитивное применение, этому мы научились за последние два года, и звучит это как гнев St. Anger».

Однако повлияет ли выход гнева на их дальнейшее творчество?

«Я понимаю, что кого-то может затянуть этот страх нехватки творческого настроя, – допустил Джеймс. – Но я действительно в это не верю. Музыка была для меня великим даром, и я обнаружил это довольно рано, но мне не нужен алкоголь, мне не нужен гнев, мне не нужно спокойствие, мне не нужно ничего из этого, чтобы быть творческим». Все, что ему теперь было нужно, сказал он, «это жизнь: я пытаюсь отбросить все остальное – секс, наркотики, рок-н-ролл, шоколад – настоящая борьба в настоящий момент – или даже работу. Понимаешь, на реабилитации я все это увидел: как люди доводят определенное поведение до крайностей; оно становится их пагубной привычкой, навязчивым занятием, которое начинает разрушать их жизнь. И так все можно довести до крайности, но мне сейчас комфортно с этим чувством неизвестности, я доверяю ему, поэтому жизнь заполняет пустоту. Жизнь на условиях жизни мне подходит».

«Это забавно, – говорит Дэвид Эллефсон, – потому что вы смотрите Some Kind of Monster, и люди говорят: «О, а потом у них был психотерапевт». [В Megadeath] у нас было четыре психотерапевта! – он смеется. – Да я, черт возьми, был там, делал то же самое, жил в этом фильме. На самом деле это единственное, в чем мы победили Metallica. В групповой терапии». Metallica к тому моменту для меня как для журналиста, так и для поклонника, стала такой пиньятой; всегда было так: О, все самое лучшее было до Black Album и закончилось со смертью Клиффа. Внезапно они оказались людьми со своими недостатками и эмоциями. И я действительно снова начал любить Ларса Ульриха. Это возродило мою любовь к Metallica как группе настоящего, а не просто как пережитку восьмидесятых. В то же время я был шокирован тем, что они сделали это. Они как будто совершали акт высшей степени покаяния по отношению к своим поклонникам».

Для Джеймса Хэтфилда, однако, это было чем-то много бо́льшим. До событий, показанных в фильме: «Мне ничего не помогало; это затрагивало мою семейную жизнь, жизнь группы, это влияло на все, что происходило вокруг нас». И дело было не столько в том, что теперь он вышел после реабилитации и все могло вернуться «в привычное русло». С этого момента понятия «нормального» не существовало. Жизнь в Metallica и вне ее стала «постоянной работой». Он любил Metallica, но больше не был тем жадно пьющим водку, хватающим девушек за титьки парнем слегка за двадцать с длинными всклокоченными волосами, в облитой пивом футболке Misfits. Он позволил настоящему Джеймсу Хэтфилду (кем бы он ни был) исчезнуть. Теперь он хотел вернуть его обратно: «Не только в группе или в турне, но и дома. Ты пытался избежать этого чувства, но куда бы ты ни пошел, в тебе видели парня из Metallica, и как бы банально это ни звучало, ты принимаешь это на себя. Ты в некотором роде соглашаешься с этим, даешь автографы, когда пытаешься поужинать со своими детьми, или тебя фотографируют, пока ты отдыхаешь. Но ты не обязан этого делать. Любой человек сказал бы: «Можете оставить меня в покое хотя бы на секунду?» И при всем этом внимании я был так одинок и так потерян, и чувствовал неприятие всего этого. Конечно, это произошло не без причины, и я извлекаю из своего прошлого и положительные моменты, но теперь я обрел любовь к жизни как личность, а не как парень из Metallica».