Metallica. Экстремальная биография группы - [115]

Это был первый альбом Metallica, созданный специально для CD – общей продолжительностью более шестидесяти пяти минут, – и последовательность треков во многом совпадала с шаблоном на Ride и Master. Они начинались с боевого призыва в открывающем треке, в данном случае с Blackened: с точки зрения лирики представлявшей собой возмущение уничтожением окружающей среды, с музыкальной – во многом выкройку по лекалу Battery, хоть и менее эффектную. Это был единственный трек, в котором Ньюстед указан соавтором. Затем шел сознательно-эпичный заглавный трек: один из самых длинных и утомительных, которые группа когда-либо записывала. Построенный вокруг извилистого барабанного почерка Ульриха и звуков марширующих гитар, с голосом Джеймса, выступающим против того, что «правосудие утрачено/правосудие уничтожено/правосудие изгнано…», длиной почти десять минут, трек Justice роет себе могилу и хоронит в ней себя, провоцируя у слушателя огромный вздох облегчения, когда он наконец-таки обрывается. Дело не в том, что это такое плохое произведение Metallica – на альбоме Ride оно бы, возможно, выглядело бы ярче, поскольку тогда группа все еще утверждала свои профессиональные успехи, а гитары Хэмметта, за которые он получил свои первые заслуги соавторства, были образцовыми. Просто вся эта затея настолько откровенная, горькая, неумолимая, что оставляет совсем немного места для воодушевления. Этакий несчастный возглас одного человека, испытывающего боль. Аналогичен однотипно звучащий инструментальный трек, посвященный Клиффу – To Live is to Die, который был искренним жестом, но почти бессмысленным из-за того, что это был самый длинный трек на альбоме, задушенном песнями, которые длятся дольше, чем ты их хочешь слышать.

Остальная часть альбома – за небольшим исключением – следовала этому мрачно-замысловатому образу. Опять же, дело не в том, что такие треки, как The Shortest Straw или The Frayed Ends of Sanity, откровенно плохи – оба типично грубые рок-произведения, которые, возможно, заняли бы почетное место на Ride, – но после сложной обработки и аранжировок на Master и теплой и укутывающей атмосферы Garage Days от Metallica ожидали большего. В тот самый момент, когда они должны были представить еще одну музыкальную веху, они вернулись к первобытному состоянию. То, что звучало ошеломительно новым четыре года назад, теперь казалось вульгарным и несовременным.

Даже первый сингл альбома, «Harvester of Sorrow», был ужасно перегруженным. «Песня была о человеке, который ведет обычную жизнь, у него есть семья и трое детей, и внезапно, однажды он просто слетает с катушек и начинает убивать всех вокруг», – как Ларс объяснял его в то время. Если бы музыка звучала хоть наполовину так же интересно… Тот факт, что она добралась до двадцатого места в британских чартах, возможно, связан с огромной к тому времени базой фанатов Metallica, которые были готовы купить что угодно, и с тем разнообразием форматов, в которых Phonogram была готова продавать запись. Аналогично следующий трек был передан на американское радио, хотя физически был выпущен как сингл: Eye of the Beholder, который шел на альбоме сразу за заглавным треком, звучал примерно так же, а его единственное достоинство для ротации на радио заключалось в том, что его постепенно нарастающий ритм стаккато был достаточно ярким, чтобы удержать внимание слушателя на первые пару минут, после чего эта заунывная монотонность наконец выключала тебя. «Ты видишь то, что вижу я? – торжественно произносит нараспев Джеймс. – Правда – это преступное деяние…», однако никто не отважился сказать группе правду об их новом альбоме.

Единственным исключением – сверкающим алмазом в океане посредственности – был трек One, самый амбициозный и успешный музыкальный эксперимент Metallica, а также самая глубокая и трогательная песня. Жуткая история пехотинца, который наступает на мину и, просыпаясь, постепенно осознает, что он потерял все – свои руки и ноги, пять своих чувств – все, кроме разума, который теперь брошен на произвол судьбы, в ловушку мрачной и невозможной реальности. Песня One была одновременным кошмарным приговором и трансцендентным путешествием. Это была Tommy трэш-метала в миниатюре (прим. отсылка к концептальбому «Tommy» 1969 года группы The Who), запечатлевшая постепенный спуск рассказчика в ад. Безмолвно просящего о смерти, его можно рассматривать как экзистенциальную метафору человеческого состояния и психомонизм жизни рок-звезды, и лихорадочная кульминация песни также служила для того, чтобы выразить чувство невнятного подросткового страха так, как ни одна другая рок-песня ни до, ни после нее не смогла.

Песня One, отчасти основанная на пьесе Далтона Трамбо 1939 года «Джонни получил винтовку», изначально была задумана Джеймсом как воплощение идеи о том, «что есть только мозг и больше ничего», но после Клифф Бернштейн предположил, что Джеймс прочитал книгу Трамбо. История Джо Бонэма, симпатичного, обыкновенного американского парня, которого отец-патриот, призывавший его быть храбрым, воодушевил сражаться в Первой мировой войне. Когда рядом с ним разрывается немецкий снаряд, Бонэм теряет ноги, глаза, уши, рот и нос. Примирившись с этими печальными обстоятельствами в больнице, окруженный откровенно испуганными докторами и сестрами, Бонэм использует единственную часть своего физического существа, которую еще в состоянии контролировать – свою голову, – чтобы набить азбукой Морзе сообщение: «Пожалуйста, убейте меня». «Джеймс много из этого почерпнул», – говорит Ларс. То же самое сказали Менш и Бернштейн, когда прослушали демо.