Метагалактика 1995 № 1 - [2]

— Значит, так было угодно Всевышнему, — глухо отозвался слепец и плотнее запахнул на себе лохмотья.

— Подайте на пропитание сирым и убогим, — тонко заголосил другой слепец, у которого было старческое сморщенное лицо с провалившимся носом. В то же время он старательно кутал в тряпье свою левую руку, видимо затем, чтобы не показывать, какая она розовая, округлая и здоровая.

— Причудлив промысел Божий, — качая головой, сказал набожный кузнец и перекрестился. — Чего только не бывает на свете…

Друзья отошли от увечных и зашагали по заполненной горожанами узкой улице. Писарь, чтобы показать свою ученость, разглагольствовал о всевозможных болезнях, про которые наслышался от знакомого доктора.

— Болезнь, поразившая слепцов, — говорил он, — была известна еще самому Аристотелю. Она разъедает не все тело, а только его части. Одна рука или нога может быть совершенно здоровой, в то время как остальное тело высохло или покрылось язвами…

— Если Господу будет угодно, то он за наши грехи может наслать и не такие причудливые хвори… — отозвался Цвиглер.

Друзья вышли из городских ворот и смешались с толпой, валившей на просторный пустырь, где высился матерчатый шатер циркачей. У входа в него кувыркались паяцы, зазывая публику; уродливый горбун кривлялся и размахивал деревянным мечом. Народ охотно платил деньги, заполняя шатер.

Вечером, когда солнце стояло низко над островерхими крышами Тюбингена, друзья начали прощаться. Мимо них прошла знакомая группка с заунывной колотушкой.

— Не выходит у меня из головы бочар, — признался Цвиглер, проводив слепцов долгим, пристальным взглядом. — Как посмотрю на того, что идет вторым, все представляется мне добряк Фриц! Я, наверное, перепил сегодня, вы будете смеяться надо мной, но мне кажется, будто Фриц рассыпался на части, которые достались каждому из этих увечных. Одному — голова, другому — две его руки, третьему — одна нога, четвертому — другая, пятому — грудь… — он нервно засмеялся.

— На тебя плохо подействовала жара, — рассудительно молвил Ганс. — Не надо было столько пить.

— Нет, это сатана тебя морочит! — воскликнул писарь, едва держась на нетвердых ногах. — Подай убогоньким милостыню и помолись, и все пройдет.

— И в самом деле, — здоровяк Цвиглер вытер рукой вспотевший лоб. Нашарил в кармане несколько медных монеток и приблизился к слепцам. — Вот, возьмите и помолитесь за меня.

— Благодарствуем, добрый человек, — принимая деньги, ответил один из слепцов — тот, что был похож на Фрица Хебера.

Ганс заметил, как вздрогнул помощник кузнеца при звуках его густого, сочного баса.

— Откуда путь держите? — спросил побледневший Цвиглер.

— Мы уж и сами забыли, — ответил слепец, — и сколько дорог обошли, перебиваясь подаянием, знает один лишь Господь Бог.

— Не случалось ли вам бывать в Остенвальде? — продолжал расспрашивать Петер.

— Остенвальд? — Слепец пожал плечами.

— Кажется, так называлась деревня, в которой мы… — начал было низенький слепец, но двое его товарищей толкнули его локтями и он умолк.

— Может, и бывали, — сказал слепец с лицом Хебера. — Мы названий не спрашиваем. Идем, куда несут ноги.

Признание низенького слепца поразило Цвиглера, он даже отшатнулся, перекрестившись.

— Тра-ля-ля, наш славный Петер, тру-лю-лю, — запел пьяный писарь. — Тебе мерещатся привидения средь бела дня! Признайся, сколько дней ты не бывал в церкви?

— Бог с ними, идемте, — ошарашенный Цвиглер поспешил отойти от слепцов.

Друзья расстались. На постоялом дворе Ганса ждала его лошадь, и он направился туда. Цвиглер зашагал в противоположную сторону — к деревеньке под названием Остенвальд. Писарь, пошатываясь и бурча под нос пьяные песни, вернулся в город.

Старый каурый конь шел под Гансом неторопливым шагом. Солнце еще не зашло; последние лучи окрашивали в золото корявые дубы и стройные сосны. На дороге густела тень. Навстречу Гансу то и дело попадались путники — верхом или на телегах; со многими из них он дружески здоровался.

Путь его был недолгим. Он миновал деревню и свернул в лес, на тропу, которая вела к его уединенному дому. Вскоре его взорам открылась знакомая картина: низкий дом, в окошках брезжит свет, дымок вьется над трубой, а на заднем дворе в загоне виднеются головы жующих сено коров. Навстречу Гансу выбежал сын, востроносый мальчуган одиннадцати лет. Он сразу бросился обыскивать отцовские сумки в поисках гостинцев, которые Ганс обыкновенно привозил, возвращаясь из города.

После ужина и недолгих разговоров все в доме уснули. В окна притихшей избы заглядывала горбушка молодого месяца. Где-то в лесу кричала выпь.

Гансу во сне привиделись слепцы, даже почудился далекий стук их колотушки. Он открыл глаза, уставился на озаренное месяцем окно. Прислушался. Похоже, стук колотушки действительно раздается…

Ганс беспокойно заворочался на кровати; сон как рукой сняло.

Стук приближался. Он доносился со стороны тропы.

Одолеваемый дурными предчувствиями, Ганс встал, набросил на плечи плащ и вышел во двор. Месяц висел почти в самом зените и ярко озарял поле и лес. Холодными порывами налетал ветер. От болот тянуло сыростью. Небо на востоке, над верхушками дальнего леса, начинало светлеть. Ганс зевнул во весь рот и зябко передернул плечами.