Метагалактика 1993 № 2 - [4]

Сзади подошел Яран и тоже посмотрел на скелет.

— На вожака набросились, — прокомментировал он. — Уж если они загрызли вожака, то я могу себе представить, на что они способны сейчас.

Яран подтолкнул Михаила, и они пошли дальше. Мгновенно растеряв свой оптимизм, Михаил угрюмо соображал.

Вот невезение! Настоящее невезение. С утра начинаются эти мерзости. Пора бы привыкнуть. Ведь адаптация происходит очень быстро, человек, по идее, должен моментально привыкнуть, как привыкал к огнедышащей и цепезвенящей инквизиции, а потом к автоматам, а потом к ядерным клубящимся осадкам. Яран, хоть и не человек, привык А я не могу. Это все нервы.

Друзья торопливо миновали это место. Михаил попытался забыть, и это ему почти удалось, но неприятный осадок на душе все равно остался.

В каньоне было пусто и неуютно. Шорох скатившихся камней, вздохи и шарканье подошв гулким эхом отражались, от неестественно выгнутых и нависающих над ними желтых неровных стен. В изломанных тенях росли кривые чахлые деревца, стелился густой мох, словно замерзший дым, пахло сыростью.

Скоро Яран устал, и они сделали привал. Воздух на этой высоте был сухим, и после километрового броска сильно хотелось пить. Михаил положил сумку и карабин, отцепил с пояса зачехленную флягу, свинтил крышку и сделал несколько глотков. Яран стащил рюкзак, пошевелил затекшим плечом. Михаил передал ему флягу, а сам полез в нагрудный карман и достал оттуда несколько мягких раскрашенных листов. Отобрав один, он разгладил спектрокопию на коленях и стал водить по нему пальцем.

— Та-ак, — сказал он. — Сейчас мы здесь… До края плоскогорья… Холодновато сегодня… — Он поежился, посмотрел в пространство перед собой и прикинул. — Где-то около пяти километров.

— Дай посмотреть, — Яран вернул флягу и взял карту. — Да, где-то так… Странные карты у вас делают. — Он удивленно повертел карту. — Не понять, где что.

— А у вас как делают? — раздраженно спросил Михаил и забрал у него спектрокопию.

— У нас есть что-то вроде ваших кристаллократов. Они тоже фокусируют изображение в пространстве, но запоминают гораздо больше снимков. Около ста тысяч.

— Но у тебя нет с собой твоего «что-то вроде кристаллократа».

— Нет, — печально согласился Яран.

— Так что… — Михаил с ехидной улыбкой помахал перед лицом Ярана свернутыми спектрокопиями.

Михаил засунул карты обратно в карман, выстроил из щебня крохотную башню на вершине валуна и стал бросать мелкие камни, стараясь сбить цель. Ну, хорошо. Ну уйдем мы с плато. Найдем лес. А дальше что? Яран упорно не хочет говорить. Боится, что не поверю. Скрывает. А ведь жить приходится рядом. Михаил покосился на раскрошенные кости в тени валуна, на зловещий оскал черепа и черные пустые глазницы. Вспомнился растерзанный волчий вожак, зудящий звон мух. Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, ребята…

Он, наконец, сбил башенку, поднялся и произнес:

— Пошли, Яран.

Как здесь все пусто и нехорошо, подумал Михаил, разглядывая сгорбленные под неимоверной тяжестью каменные стены с оспинами трещин и пещер. Мертвый каменный мир, ноющий ветер, темные сырые пещеры, покрытые слизью и белесыми мягкими многоножками. Длинная лопнувшая жила каньона, пробитая сквозь мрачное разрушенное плато. И множество костей. Михаил никогда не видел столько костей сразу, разве что в «Музее Кинга». Здесь были огромные скелеты, похожие на обросшие мхом остатки кораблей, вытащенные со дна океана, были небольшие, с собаку, и совсем крохотные, с кулак. Целое кладбище животных находилось здесь в непроницаемой тишине.

Когда-то каньон заполняла вода и внутри горного массива проходила настоящая подводная река, потому то Михаил нашел множество останков древних рыб. Но потом, очевидно, открылся другой выход, и вода ушла. Но откуда здесь, пусть ничтожная, но радиация? Михаил посмотрел на стереобраслет на левой руке. На экранчике в положенном месте горела красная десятка. Десять миллирентген… Изотопы урана… Радиация наверняка искусственная. Хотя… Да ну его!

Проходя мимо широкой пещеры, Яран остановился и предостерегающе поднял руку. Михаил прислушался. Из пещерной темноты на них жадно смотрели четыре золотистых глаза, доносилось басовитое рычание. Потом рычание вырвалось шершавым лаем, и на свет, хрустя галькой, выскочил волк. Он был очень похож на земную собаку, невероятно разбухшую, как от обжорства. Из широких плечей выдавались на тонких шеях две головы, сверкали золотом глаз и огрызались. Михаил попятился, стащил с плеча карабин, щелкнул предохранителем. Зверь задергал головами, обиженно взревел и скрылся в пещере. С шорохом скатилась и замерла волна каменной крошки.

Скоро они увидели выход из каньона. Он светился впереди ярким солнечным пятном, в нем маячили какие-то далекие горы и розоватая облысевшая равнина. До нее было каких-нибудь полтора километра, и они прибавили ходу.

Каньон кончился. Плато, похожее на колоссальный кусок штукатурки, лежало на краю голой и абсолютно гладкой равнины, густо покрытой разными трещинами. Это было похоже на то, будто по ней прошлись гигантской бритвой. Мелкие трещины проросли пучками зеленоватой травы, больше растительности нигде не было видно. Ветер, разгоняясь, сдувал с поверхности колючую пыль, гнал розоватые пыльные вихри на другой конец равнины и сыпал вниз, где на дне распахнувшейся до самого горизонта пропасти темнел густой тропический лес в колыхающейся дымке.