Метагалактика 1993 № 2 - [28]

Михаил выпил немного и прижался к окну. Прямо перед ним через широкую поляну стоял домик, вбитый временем в землю по самые окна, справа росла стена зелени и коричневых стволов, а левее соседнего домика лежало полотно дороги. Ужасно скучный и унылый пейзаж. Михаил вернулся на свое место и лег, оставшись наедине со своими мыслями.

Прежде всего он подумал о маме. Каково ей сейчас там! Да и отцу тоже не сладко. Он представил скорбные лица родителей, друзей, просто знакомых… Попытался представить лицо Анки и не смог. Стыдно сознаться, но он ее почти забыл. Где-то была фотография…

Искатели, да и вообще все звездолетчики всегда брали с собой фотографии самых дорогих сердцу людей. Это всегда помогало от одиночества. Бывало, смотришь на знакомое, милое лицо, знаешь его до деталей, и уже кажется, что ты не один, и исчезает куда-то тоска вместе с тупой иглой, засевшей в сердце. Хороший и мудрый обычай.

Михаил порылся в карманах. Где-то здесь… Ага, вот. Он достал из потайного кармана куртки теплый и гладкий кусочек пластика, повернул к свету и вгляделся в изображение. Там было лицо девушки, светлое, спокойное, темные длинные волосы до плеч, знакомо повернута голова, чуть-чуть вправо и набок. Снимок был настоящий, без этого стереоэффекта, намекающего на пространственное восприятие, как будто смотришь на отдаленного человека через окно. Что-то стукнулось у него над головой, обдав земляной крошкой, и он торопливо спрятал фотографию.

Стук повторился. Кто-то швырялся через окно кусками глины. Михаил осторожно приблизился к окну и выглянул наружу.

Напротив окна стояли несколько малышей пещерников — большеголовые уменьшенные копии своих родителей. Теребя края грубой мешковины, накинутой на тощее тельце, они во все глаза смотрели на угрюмого чужака, нетерпеливо притоптывали узкими ступнями, грызли ногти, а один парнишка (а может и нет, они все такие одинаковые) мял в ладонях шарики глины и бросал в окно.

Увидев Михаила, злого, небритого и какого-то закопченного, они брызнули в разные стороны, попрятались по кустам и стали зорко следить блестящими глазами, сгорая от нетерпения и любопытства. «Ох уж эти дети, — подумал Михаил, польщенный, однако, вниманием. — Забавно. Что они еще вытворят?»

Кусты не шевелились. Михаил устал смотреть на яркий свет, сполз на дно домика и стал скучающе играть цепью. Привлеченные звоном, ребятишки встали около стены и оживленно загомонили, причем Михаил выделил из быстрого говора два слова: «надо» и «еда».

Снова увесистый комок шлепнулся в бревно. Михаил не отреагировал. Тогда в стенку еле слышно постучали и похлопали по краю дыры узловатым сучком. Михаил поднялся и тут же отпрянул, потому что в окно быстро просунулась гибкая ветка, на конце которой были нанизаны грубые грибные лепешки. Михаил сразу почувствовал, как внутри что-то перекатилось, гулко ударилось и протяжно запело. Еще бы! Целые сутки на одной воде!

Он втащил ветку и выглянул в окно. Маленький пещерник стоял напротив, молчал и со страхом и любопытством смотрел на него, его друзья, скрытые пышной травой оживленно обменивались репликами, было видно, как блестят на солнце их большие прозрачные глаза. Михаил стал судорожно хлопать себя по карманам, выворачивать их наизнанку. Какую-нибудь ерунду, мелочь… Он отыскал небольшой осколок зеркала, случайно застрявший в подкладке, и протянул его малышу. Малыш боком, боком осторожно подошел поближе, схватил подарок и опрометью бросился к кустам. Оттуда тут же вылетел оживленный говор, удивленное быстрое бормотание, радостные посвисты и ослепительный отраженный зайчик.

Михаил сел на солому, подтянул к себе кувшин и принялся за работу. Вмиг лепешки исчезли, словно их не было. Он прислушался к своим ощущениям. Ладно, сойдет. В конце концов он же пленник. Но вот что удивительно! Неужели среди этого стада животных, среди бессмысленных дикарей еще существует хоть что-то, которое может испытать жалость, просто нормально относиться к чужому? Страшно подумать, что из них в скором времени могут вырасти такие же скрюченные фигуры в балахонах, методично топчущие каждого охранника-горца? Ведь те тоже когда-то были детьми.

Внутри что-то возразило ему, что он, Михаил, никогда не поймет этих пещерников, потому что между ними гигантская разница в развитии и мышлении. Ведь это же аборигены, да, они дикари, что с них можно взять! Вспомни свое прошлое, Михаил, свою историю, свое начало.

Да, я знаю, что ты хочешь сказать. Что это первобытно-общинный строй, и все отсюда вытекающие последствия. Но я не согласен.

Ты этого не поймешь. Вы никогда не поймете друг друга.

Что же мне делать?

Воспринимай все так, как есть, и не мучай себя вопросами, на которые нет ответа.

Но я не могу так! Вот, передо мной окно. Загляни туда. Что ты сможешь увидеть?

Зачем эта злость? Тебе еще повезло. Тебя могли убить и выбросить в Великую Трясину на съедение брюхоногам. Но тут появился Гаан, и ты остался жив.

Что же мне, Гаана благодарить?

По крайней мере из-за него тебя не убили.

Опять ты за свое…

Время покажет.

Около двери послышались голоса. Михаил насторожился. С грохотом убрали засов, и в полосу света вошел Гаан все в том же черном халате с синей искрой, низко надвинутый клобук и мертвая фальшивая маска.