Метафорическая художественная картина мира А. и Б. Стругацких (на материале романа «Трудно быть богом») - [19]

Следующие функции, на наш взгляд, в XT являются второстепенными. Они специфичны для художественного текста, но не всегда в нем реализуются и тем более не всегда имеют определяющее значение в выявлении концептуального пространства XT: 5. Стилеобразующая функция. Участие метафор в создании стиля художественного произведения. 6. Жанрообра-зующая функция. Жанрообразующими можно назвать такие свойства метафоры, которые участвуют в создании определенного жанра.

Как видим, все эти функции реализуются в художественном тексте, т. е. текстообразующая функция легко сочетается с другими функциями метафоры. Между тем текстообразующая функция в монографии В. К. Харченко не описывается сколько-нибудь подробно. Наше исследование направлено на то, чтобы конкретизировать эту функцию, общие положения наполнить конкретным содержанием.

2.3 Когнитивная теория метафоры. Миромоделирующая функция метафоры

Обычно вторичные номинации (метафору) рассматривают не как ядерную в лексико-семантической системе языка. В когнитивной же модели языка метафора занимает не периферийное, а центральное место. С точки зрения когнитивистов, практически все значения (даже грамматические) связаны друг с другом цепочкой метафорических переносов.

Рассмотрим миромоделирующую функцию метафоры более подробно. Концептуальная (или когнитивная) метафора рассматривается в работах Дж. Лакоффа и М. Джонсона [Лакофф, Джонсон 1990], В. Н. Телия [Телия 1988], Е. О. Опариной [Опарина 1988] и др.

Основоположниками когнитивной теории метафоры являются Дж. Лакофф и М. Джонсон. В соответствии с этой теорией во всякой метафоре должны быть донорская и реципиентная зоны, например, глаголы движения могут употребляться в значении глаголов речи, тогда движение — это донорская зона для речи, которая, в свою очередь оказывается реципиентной. Донорская зона конкретна и антропоцентрична: для ее формирования, как известно, широко используется человек, в частности, его тело, местонахождение в пространстве и движение. При этом важно, что выбор донорской зоны считается мотивированным [Рахилина 1998: 296].

Как отмечает А. Ченки, концептуальные метафоры часто служат средством осмысления некоторой более абстрактной сферы (сферы-«мишени») в терминах более известной, обычно конкретной сферы (сферы-«источника»). Дальнейшие исследования показали, что концептуальные метафоры говорящих на данном языке в данной культуре часто взаимосвязаны и часто подкрепляют друг друга, образуя сложные, связные системы. Тематически более конкретные метафоры (например, «любовь — путешествие» или «карьера — путешествие») часто подтверждают более общие метафоры (например, «долгосрочная / целеустремленная деятельность — путешествие»). В то время как более конкретные метафоры обычно являются принадлежностью конкретных культур (ср. «любовь — бейсбольный матч» в Северной Америке), более общие метафоры оказываются более универсальными [Ченки 1996: 73–74].

Дж. Лакофф выдвигает гипотезу устойчивости метафоры: если концепт некоторой языковой единицы сравнивается с другим и этот другой становится в языке конвенциализованным источником метафоры для данной языковой единицы, то этот источник диктует языковой единице не отдельные употребления, а целиком свою, так сказать, когнитивную топологию. Почему смерть концептуализируется повторяющимися образами возницы, кучера, шофера или жнеца? Общая метафора death is departure (смерть — это уход). Уход — это событие, и если мы воспринимаем его как результат воздействия со стороны некоторого активного субъекта, того, кто помогает его осуществить, то это наводит на мысль о кучерах и возницах. Но исходным пунктом может быть и другая устойчивая метафора: people are plants (люди — это растения). Растения, как и люди, растут, зреют и умирают, и если мы хотим увидеть это последнее событие как результат деятельности некоторого активного субъекта, то таким субъектом может быть, например, жнец [Рахилина 1998:312–313].

Многие исследователи говорят о миромоделирующей функции метафоры [Телия 1988; Апресян 1995; Ваулина, Скляревская 1995; Арутюнова 1997; Добжинская 2000; Резанова, Иваницкая 2003; Маругина 2003; Новокшонова 2003 и др. ], причем некоторые исследователи не считают нужным как-то обосновать это свойство метафоры, а просто его констатируют. Это свойство метафоры применяется при анализе художественного текста, его организации. «Как и все факты и явления языка, миромоделирующий аспект языковой метафоры может анализироваться в системно-языковом и текстовом аспектах» [Резанова, Иваницкая 2003: 92]. Существуют также исследования, которые связывают метафору и понятие поля (например, [Новокшонова 2003]). Среди таких исследований нужно выделить монографию Г. Н. Скляревской [Скляревская 1993], в которой исследуется соотношение метафорического способа номинации и семантического поля. Д. Н. Ахапкин исследует метафору как когнитивный механизм в творчестве И. Бродского [Ахапкин 2002]. Понятие поля автор не рассматривает, однако методика анализа в его работе близка полевым исследованиям.

Эта метафора используется в тех случаях, когда нужно обозначить непредметные сущности: когнитивная метафора приводит к формированию абстрактного значения. Например, выражение