Метафизика любви - [165]

Мы увидим, что такой вопрос ставить можно, если мы дифференцируем понятие обязанности любить.

Во-первых, под такой обязанностью можно понимать обязанность мягкого отношения, соответствующего особому характеру объективной связи. В любви детей к своим родителям это будет почтительное, полное доверия и послушания поведение, чувство солидарности, внимательность, одним словом - поведение, которое своей мягкостью отвечает тому, как следует относиться к родителям как таковым. В случае родительской любви это будет ответственная забота, глубокая солидарность, нежное внимание к ребенку, готовность к особым жертвам ради него, та создаваемая вокруг ребенка атмосфера благожелательности, в которой он чувствовал бы себя в безопасности. В братской или сестринской любви - это солидарность, доверительность, нежная забота о братьях или сестрах как таковых. Все это - а это немало - можно понимать под любовью, когда мы говорим об обязанности любить.

Но под любовью можно понимать и дар своего сердца, преданность, благодаря которой другой человек становится центром нашего собственного существования, необыкновенное восхищение и сочувствие к человеку, который по меньшей мере стал источником нашего земного счастья среди других людей.

Вопрос об обязанности любить в первом смысле не может быть с одинаковым правом поставлен как в отношении родительской, братской любви и любви детей к родителям, с одной стороны, так и в отношении дружеской и супружеской любви - с другой. Это невозможно по причине различной связи любви с определенным отношением общности в обоих случаях. Не вызывает сомнений, что в случае родительской, братской любви и любви ребенка к родителям существует нравственная обязан ность в этом смысле. Существует нравственная обязанность относиться к другому человеку так, как того требует данная объективная общность, ее логос. Как уже сказано, ситуация в супружеской и дружеской любви не является аналогичной - разве только в форме верности любви, которая уже существует - ибо без любви другой человек не стал бы моим другом или возлюбленным. Нечто аналогичное можно обнаружить лишь в браке, заключенном не по любви. Если же мы имеем в виду любовь во втором смысле - дар собственного сердца - то такой вопрос мы можем поставить в рамках любой категории любви, ибо требование любить таким образом не связано с объективным отношением общности. Предложение такой любви всегда связано с индивидуальностью другого человека, и вопрос о том, является ли обязательным отдаться такой любви, может быть поставлен и в родительской, братской любви и в любви ребенка к своим родителям. Также и здесь может иметь место сопротивление любви из-за вышеупомянутых незаконных мотивов. Конечно, мы должны будем исследовать влияние факта уже существующего отношения общности на вопрос об обязанности отдаться любви. Но в любом случае вопрос об обязанности любить в этом подлинном смысле слова может исследоваться независимо от этого.

Так как отказ уступить любви, когда нет никакого нравственного требования отказаться от нее, всегда связан с нравственно негативными мотивами, то это может склонить нас к утверждению о том, что здесь имеет место нравственное требование отдаться любви или не отказываться от нее.

Но, прежде чем с определенностью ответить на этот вопрос, необходимо сначала выяснить, действительно ли здесь имеет место альтернатива, заключающаяся в том, что, коль отказ нравственно не предписан, то, если он воспоследует, его мотивы будут с необходимостью негативны в нравственном отношении.

Разве не случается так, что кто-то отказывается от любви по мотивам, не имеющим такого негативного характера, как упомянутые выше? Если, например, талантливый художник считает, что брак несовместим для него с полной преданностью искусству, и поэтому он подавляет в себе пробуждающуюся любовь, то этот мотив не имеет нравственно негативного характера, который имеет душевная инертность или холостяцкий идеал независимости. Мы не касаемся здесь вопроса о том, достиг ли данный художник необходимой высоты в своем искусстве и действительно ли брак несовместим с его творчеством. Достаточно того, что мотив отказа не является чем-то нравственно негативным. То же самое относится и к дочери, целиком посвятившей себя уходу за больными родителями и поэтому считающей, что ей следует забыть о браке. И если она затем подавляет в себе зарождающуюся любовь, то в этом случае мотив не является чем-то нравственно негативным. Насколько такое решение верно, это зависит от столь индивидуальных факторов, что о его правильности в общем случае ничего нельзя сказать. Итак, мы видим, что неверно думать, будто всякий раз, когда человек отказывается от дара любви - за исключением того случая, когда это нравственно предписано, - это обязательно происходит по нравственно негативным мотивам.

Но мы также видим, что в этих случаях имеет место само по себе требование принять подобный дар и не отказываться от него, которое лишь по мнению данного человека перевешивается другим, более высоким требованием. Правы они или нет, но такие люди отказываются от любви, поскольку считают, что этого требует от них служение более высокой, по их мнению,