Месяц Аркашон - [5]
Алька запалила джойнт, предложила мне. Я отказался. Она всегда предлагает, я всегда отказываюсь.
— В Кельн собираешься… — неопределенно говорю я.
— Схожу еще пару раз на Барни, — кивает Алька. — Он 1 сентября закроется, где я потом увижу…
— И надолго в Кельн?
— Как пойдет. А ты, значит, на неделю… на этот, на Юг свой?
— А платят как за три.
— Это с чего вдруг?
— Ну, за срочность. Что так быстро надо выезжать…
— А Юг — это где?
— Аркашон. Бискайский залив. Потом можно там встретиться, если…
— Ты вроде недавно трахался на Бискайском заливе?
— Ну, вот такое совпадение.
Алька глянула на меня с подозрением:
— Ты случайно не к той же самой намылился?
— Что ты, Алька! Конечно, нет, — вру я.
Я намылился к той же самой. Именно это и противоречит моим принципам. Трахать богатых теток за деньги — работа, требующая не только железного поршня, но и холодного сердца. А когда зовут вновь, это уже — «отношения». Чувства, что называется. Ни к чему. У меня есть чувства — к Альке. Если они закончатся (они уже не раз заканчивались, но вспыхивали новым огнем), мне нужна будет другая девушка, но непременно для длинных чувств.
До сих пор я строго следовал принципу: никогда не входить дважды в одну… Но вот на днях войду. Слишком уж у меня нет денег. А впереди зима, когда уличными выступлениями много не заработаешь. Ну и, честно говоря, баба из Аркашона радикально отличается от моей среднестатистической заказчицы. Внешностью, свежестью и вообще. Большинство моих клиенток можно с разной степенью справедливости и сожаления именовать старушками. Понятно, зачем-почему они покупают секс. Зачем платный кобель понадобился смачной тридцатилетней телке из Аркашона, для меня так и осталось прошлым летом загадкой. Обычно, прощаясь с очередной предклимактерической фурией, я чувствую себя бабочкой-медянкой, по которой проехал трейлер и загадочным образом не раздавил. А с заказчицей из устричного городка Аркашона мне, помнится, расставаться и не хотелось…
Каждый узнает только одну историю: свою. Как мальчик родился хилым, потом занялся спортом, победил всех чемпионов, заработал много золотых, подобно Пиноккио, потом стал уважаемым дедом и тренером и спокойно умер здоровым в хорошем возрасте 70 лет. Или как девочка была стройна, словно стрела Чингачгука, и тело ее пело как струнка при каждом шаге, а потом автомобиль из-за угла, и операция вроде прошла удачно, но косточки собраны по-другому, и тело не поет, а скрипит, и под этот мерный скрип осыпаются с лица лепестки кожи. Или как некто произвольного пола осознает в середине жизни, что все не так просто, и это открытие дает ему такую энергию ускорения, что все в жизни ему становится просто так. Каждому рассказывают только его историю, с гипнотическим постепенством: в полнейшем, без зазора, соответствии течению жизни. Удивительно точно: в реальном времени.
В другие жизни заглядываешь урывками. Будто взял книгу и посмотрел, что там с героем творится, на первой, пятой, двадцатой, сотой, двухсотой, двести первой и двести восемнадцатой страницах. Туда заглядываешь, где торчат закладки весточек и встреч. А свою не только читаешь подряд — ее по ходу дела на тебе же и пишут.
Я как-то глядел в микроскоп на шевеление микроорганизмов. Типа клеток, что ли, или микробов. Они там стягивались и растягивались, делились пополам, слипались и разлипались, рокировались: словом, кишели. Меня аж передернуло всего. Как бессмысленно мельтешат эти твари! Мысль о том, что конечным их смыслом являюсь я сам, в голове не укладывается. Так и быть, пусть у них есть какой-то внутренний смысл, для их внутреннего употребления. Но лично я в этом участвовать не желаю.
Примерно такое же впечатление производят на меня буквы, особенно печатные, особенно на книжной странице, где они плотно посажены в ровный прямоугольник, все такие, гады, выверенные. Подстриженные, как солдаты. Будто их железом в бумагу втемяшили. И вот эта дисциплинированная масса кишмя кишит: ощеривается хвостиками, разбрасывается черточками, нахлобучивает точки, кружочки и запятые, подпирается палками-закорюками.
Собираются группками от двух до Бог знает сколько, препинаются всякой мелкой дрянью вроде запятых. Кривляются, короче, как черти: кривляются и кочевряжатся. И все это опять же для внутреннего употребления. Во имя недоступного нам, собственного их смысла. Мне противно, я не хочу иметь к этому отношения.
По-другому в кино: мне, если фильм хороший, сразу хочется попасть внутрь действия. В шкуру героя. Покинуть свое тело, проструиться — на волне проекционного луча — к экрану и нырнуть в тело героя, как в маскарадный костюм. Сначала он нереально велик — ведь люди на экране гораздо больше людей в зале. Воротник смыкается над макушкой, рукава уходят в пыльную бесконечность. Но постепенно, на ощупь, плечо сходится с плечом, взгляд затачивается под взгляд, походка приноравливается к походке, и вот я уже внутри героя и кадра и вижу тылы, скрытые от зрителя. Надпись «Клуб старых автомобилей» на изнанке кабриолета компрометирует эпоху, рука протагонистки сжимает под барной стойкой платок с клюквенной краской: ее вот-вот выдадут за кровь…
Ленинград, конец 1941 года. Холод и голод.Загадочный эмиссар пишет агентурные письма Гитлеру. Разрабатывается зловещий «План Д» — взрыв Ленинграда в случае его падения.Молодой полковник НКВД, прибывший из Москвы, готовит покушение на Кирова и вдруг влюбляется во вчерашнюю школьницу Варю.А Варя ждет с фронта своего жениха, помогает что есть сил маме и друзьям, видит сны и верит в Победу. Станут ли сны вещими?Роман печатается в авторской редакции. С сохранением авторской пунктуации, орфографии и морфологии.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
Поздно вечером на безлюдной улице машина насмерть сбивает человека. Водитель скрывается под проливным дождем. Маргарита Сарторис узнает об этом из газет. Это напоминает ей об истории, которая произошла с ней в прошлом и которая круто изменила ее монотонную провинциальную жизнь.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.
Роман рассказывает о таинственной судьбе рукописи «Откровение огня», в которой удивительным образом переплетаются христианский и буддийский мистицизм.
«План спасения» — это сборник рассказов, объединенных в несколько циклов — совсем сказочных и почти реалистичных, смешных и печальных, рассказов о людях и вымышленных существах, Пушкине и писателе Сорокине, Буратино и Билле Гейтсе...