Место преступления - [14]

Еще вечером, нарочито медленно и как бы со вкусом исполняя свою работу, Филя с заметным, острым интересом все поглядывал да поглядывал на ставшую совсем уже милой и привлекательной хозяюшку, не уходившую в дом и, видно, тоже получавшую удовольствие от лицезрения сугубо мужского дела. И тогда он снова, как бы невзначай, затеял разговор о судьбе мебельной фабрики. Причем интерес проявил такой, что Фрося не могла не задуматься, откуда это у приезжего имеются серьезные знания в деревообделочном и мебельном производстве. И на ее встречный вопрос Филипп, помявшись для порядка, ответил, что и сам держит подобный бизнес. Есть, конечно, трудности, то, другое, но ведь проблемы-то у всех мебельщиков общие, как ни крути. А когда знаешь, откуда грядет опасность, оно как-то жить легче. Предупрежден, говорят умные люди, значит, вооружен. И такая постановка вопроса тоже очень понравилась Фросе Морозовой, она поняла, что отдых у постояльца — отдыхом, а о деле он тоже не забывает. Верно же говорят, что чужой опыт — он для умных, а не для дураков, это дурак только на своем опыте учится. Обсудили, пошучивая, и этот вопрос. А там, глядишь, и работа к концу приблизилась, и обстругивать, прилаживать и приколачивать больше было нечего. Но мускулы обнаженного до пояса мужского торса продолжали напрягаться и играть, где ж было устоять женщине, уже с отчаяньем почуявшей эту могучую мужскую силу? Там, может, и еще бы нашлось дело, да жаль было терять время, нечаянно отпущенное ей сладкой судьбой. Вот и вернулись они в дом, чтоб уж больше ничем, кроме сплошных удовольствий, не заниматься. Ну, а там и мыслям места совсем не осталось — всхлипы да охи…

Но рассказать Фрося успела немало любопытного. Конечно, многого она и сама не знала, но, по слухам — а их в городке хватало — половина жителей Боброва ходила в должниках у Плюшкина. Всем ссужал, но большие проценты нарастали лишь в тех случаях, когда должник задерживал возврат долга. А так — ничего, жить можно. Когда есть и надежда на то, что сумеешь вовремя обернуться с займом. Ну, а нет, думай о закладе. Можешь дом заложить, или машину, если есть, или еще что-нибудь из хозяйства, — ничем не брезговал ростовщик. И был у него, тоже говорили знающие люди, свой юрист, который и оформлял, как надо, все эти долговые обязательства. И спорить не приходилось — все на законных основаниях. А там приедут судебные исполнители, и — гуляй, Вася…

— Скуплено, что ли, все тут на корню? — поинтересовался Агеев.

— А чего бы нет? — не удивилась хозяйка. — Вот и я чуть было не попалась в сети паука. Вовремя одумалась, корову продала, но долг вернула в срок. А то б и век не расплатилась.

Филя обратил уже внимание на пустой коровник, в котором все еще остро пахло навозом. Но он подумал, что скотина гуляет в стаде, даже свежего молочка хотел спросить. Нет, не было ее уже. А на вопрос, кому продала, Фрося ответила, что просто отвела к Плюшкину, и тот сдал ее на мясо. И, подсчитав доход от продажи, немного денег даже честно вернул: чтоб все было по правде, без обману. Потому, оказывается, и идут к нему за помощью люди, когда обстоятельства прижимают. Каждый ведь надеется на то, что удача обернется к нему лицом…

Не у всех, значит, получается. Агеев вспомнил, что разорение Краснова как раз и началось с какого-то непонятного займа бизнесмена, с долга, который тот вынужден был вернуть, пожертвовав собственной фабрикой. А затем — плачевный исход. Впрочем, видел Филипп, история с Фросиной коровой — лишь слабая копия, но имеющая полное подтверждение истории событий с Красновым. Те же ходы ростовщика, тот же конечный результат — только у каждого из заемщиков на своем уровне. Но оставался непроясненным вопрос о том, зачем одинокой Фросе потребовалось влезать в долг у ростовщика Плюшкина и, что-то проиграв, даже продавать потом свою корову, по существу, лишаться даже и кормилицы? Женщина смущенно молчала, вероятно, стесняясь какой-то собственной глупости, и Филя не стал сходу настаивать, предположив, что у этой ее истории имеется свое, очень важное предисловие. Ничего страшного, не сейчас, так завтра правда всплывет. Видно же, мучается женщина, а поделиться ей не с кем. Тут не нажимом, наоборот, тут сочувствием действовать надо, тайна и откроется. Но все-таки, что ж это за тайна такая? Почему-то показалось, что именно эта «неясность» сможет впоследствии объяснить причины смерти Краснова.

Но, по глубокому убеждению Агеева, Катерина Краснова должна знать эту причину. А молчит потому, что, скорее всего, боится за сына-школьника и за себя. Наверняка ведь предупредили, чтоб не рыпалась, не то хуже будет. Нет, то, что будет гораздо хуже, Филипп не сомневался, вопрос в другом: когда? Как скоро? Успеют ли они в конечном счете защитить женщину и ребенка?

И в этой связи приходилось думать о том, как вводить в дело Юрку Гордеева. Просто приехал и стал разбираться? А кто вызвал, сестра? Ну, так предупредим их, чтоб заткнули рты и прогнали своего адвоката. Можно и делом предупредить, а не только словами. Ребенок-то, поди, в школу ходит? Ну, так однажды опоздает по пути из школы домой, чтоб мамаша несговорчивая побегала, поволновалась. А милиция местная сама ей выход подскажет. Не суетись, мол, мамаша, под клиентом! А то если про клиента, так вот он, давно тебя дожидается, такое покажет, что век не забудешь! И что после этого предложат по-хорошему москвичу Юрию Гордееву, считающемуся вполне успешным и умным адвокатом, у которого срывов, как правило, не бывает? А ничего, вали, парень, отсюда, пока из-за тебя большая беда не случилась. Такой вот получается расклад…