Место полного исчезновения: Эндекит - [41]

Он опять пристально оглядел заключенных и дал знак своим подчиненным.

Тотчас же двое дюжих охранников приволокли невзрачного мужичка, всего избитого, в синяках и крови.

— Вот этот забыл про порядок, забыл про мое предупреждение, — продолжил Дарзиньш ровным и спокойным голосом, не повышая тона, — решил сбежать вместе со своим дружком. Дружка его пристрелили, как собаку бешеную, а этого сейчас накажут, а вы посмотрите.

Он опять сделал знак охранникам, и те мигом, привычно прикрутили неудавшегося беглеца к крепкому столбу, врытому возле вторых, внутренних ворот.

— Привести Шельму! — приказал Дарзиньш.

— Нет! — отчаянно завопил испуганный донельзя беглец. — Пощадите, меня принудил Пров. Вы же знаете, как это делается: стал при мне говорить о побеге, а потом поставил меня перед выбором, бежать с ним или перо в бок, слишком много знаю. Клянусь, я не виноват. Не надо Шельмы!

Дарзиньш подошел к беглецу вплотную и медленно достал пистолет. Затем он так же медленно поднес дуло пистолета ко рту беглеца. Тот послушно открыл рот, а Дарзиньш приказал ему:

— Соси!

Беглец отчаянно стал сосать дуло, а Дарзиньш посмотрел на вновь прибывших и сказал:

— Хорошо сосет? Теперь он и у каждого из вас сосать будет.

Повернувшись к охранникам, он рявкнул раздраженно:

— Где Шельма?

Внутренние ворота разъехались, впуская на плац здоровенную овчарку с поводырем, который с трудом удерживал ее на крепком поводке.

Беглец в отчаянии разрыдался, он думал, что сосанием дула пистолета все обойдется, но его ожидали муки пострашнее.

Дарзиньш неторопливо вытер дуло пистолета об одежду беглеца и спрятал оружие. Затем он отошел к воротам, давая обзор вновь прибывшим, и опять подал условный знак своим подчиненным.

И проводник мгновенно спустил на беглеца овчарку Шельму. Та без единого рыка бросилась, как на учениях, на беглеца, крепко привязанного к столбу, и стала рвать его тело. Тот завопил от боли, но Шельма недолго дала ему помучиться. Его вопли ее разъярили быстро, и она мощной хваткой вцепилась зубами в детородный член беглеца. И оторвала его вместе с ширинкой рабочих брюк. От такой боли беглец сразу же потерял сознание, голова его дернулась и бессильно повисла на груди, а сам он обмяк и повис на поддерживающих его веревках.

Тотчас же проводник схватил Шельму за кожаный поводок и оттащил ее, упирающуюся, от еле живого беглеца. Что-то шепнув ей нежно и ласково, он увел ее с плаца, и внутренние ворота с лязганьем за ними закрылись.

— Спектакль гонят, козлы! — еле слышно шепнул Игорю Пан. — Показательное выступление.

Показательный спектакль это был или обычный, рядовой, трудно было сказать определенно, для жертвы это был ад в любом варианте.

Охранники отвязали бездыханное тело и, подхватив за руки, поволокли беглеца в медсанчасть на лечение. Ноги бедняги волоклись по земле, оставляя две кривые полосы в теплом песке, а закинутая назад голова болталась в такт шагам охранников, идущих по привычке в ногу.

Дарзиньш крикнул вслед охранникам:

— Поставят на ноги, отправить в барак для опущенных! Бабой его сделать. Не хотел головой работать, пусть теперь работает жопой.

Глаза вновь прибывших наполнились ужасом и отчаянием. Может, только Пан да Игорь по недомыслию отнеслись с сочувствием к беглецу.

Дарзиньш вернулся на крыльцо и опять обратился к заключенным:

— Запомните: порядок, порядок и еще раз порядок! Ничего, кроме порядка! О своих заслугах в мирной жизни расскажете моему разметчику. У кого есть жалобы на здоровье? Говорите, потом будет поздно.

Павлов выступил вперед и начал:

— У меня…

Лейтенант резко оборвал его:

— Как обращаетесь? Не учили еще? Обращаться только: «Гражданин начальник лагеря, разрешите обратиться». После того как тебе разрешат, четко и ясно говоришь свою фамилию, свой срок и свою статью. Ясно?

— Так точно! — подобострастно согласился Павлов.

Он был напуган показательным спектаклем больше других именно по причине крайне плохого здоровья.

— Начинай сразу с фамилии! — велел Дарзиньш.

— Заключенный Павлов, пят лет по статье двести восемнадцать, — бодро начал Павлов. — У меня туберкулез, и я не понимаю, почему меня не отправили в лагерь для туберкулезников.

Дарзиньш несколько секунд подумал, потом что-то шепнул своему заместителю и, не удостоив ответа Павлова, вошел в административное здание.

Павлов застыл в недоумении, не понимая, что происходит. Только что начальник лагеря лично призвал жаловаться на здоровье, а через минуту он уже потерял интерес к этому вопросу.

— Встань в строй! — велел ему лейтенант.

И Павлов, неуклюже потоптавшись на месте, попятился и встал на свое место в общем строю, боясь поднять глаза на рявкнувшего на него лейтенантика да и на соседей по строю.

Встреча, устроенная вновь прибывшим, произвела впечатление даже на никогда не унывающего Моню.

— Одесса-мама потеряла сына… — попытался он пошутить, но его жалкая улыбка не произвела на окружающих никакого впечатления.

Табельщик, которого «хозяин» назвал разметчиком, стал выкликивать по несколько человек, составляя список по только ему известным признакам.

Только Пан все сразу уяснил себе и поделился своими соображениями с Игорем: