Месть женщины - [28]

— Ты мне изменил. Я уже не смогу любить тебя как прежде. Это будет стоять между нами. Всегда.

— Брось, Лелька, мы не на сцене, — Олег усмехнулся и сел на диван прямо над моими ногами. — Я здорово накачался в тот вечер, а она сама расстегнула мне ширинку.

— Боже мой, как пошло, — услышала я сдавленный шепот Алеши.

И снова Олег усмехнулся.

— Ты настоящий Треплев. А мы, друг, между прочим, должны быть сейчас на репетиции. Влетит нам от Фантика по первому разряду. Я за тебя спрячусь, можно? Старик при виде тебя млеет. Ты бы с ним потерся чуть-чуть — он тебя в любой спектакль введет.

— Какие мерзости ты говоришь. Как ты можешь… Неужели ты думаешь, что ради карьеры я бы мог пожертвовать…

И тут Олег расхохотался. Он смеялся долго, с наслаждением. Я почувствовала, как в моей душе закипает слепая ярость. Разумеется, я всецело разделяла сторону Алеши и совсем забыла про себя.

— Чем пожертвовать? Ты что, принцесса Аврора? Пожертвовать… Да ради искусства всем можно пожертвовать, слышишь? Даже жизнью. Фу, вот и я стал пороть мелодраматическую чушь. Твое влияние.

— Если бы это на самом деле было так, — Алеша громко вздохнул. — Я только об этом и мечтаю.

Я почувствовала, что он сел прямо над моей головой. Он был худой и совсем легкий, и между мной и диваном осталось достаточно места.

— Брось, Лелька, не усложняй нам обоим жизнь, — сказал Олег примиряющим тоном. — Ты ведь знаешь, я тоже тебя люблю, но мне не двадцать лет, и я чего-чего только в этой жизни не натерпелся. Тем более если учесть, что в нашем вертепе я работаю уже пятнадцать лет.

— Тебе нужно только мое тело. Я не верю в твою любовь. Не верю, — хныкающим голосом сказал Алеша.

— Любовь двух голубых? Да ты в своем уме, а? И так кое-кто уже… У нас столько завистников. Настрочат куда надо — и прощай твоя молодость и красота.

— Можно уехать туда, где нас никто не знает, — тихо сказал Алеша. — Жить в каком-нибудь маленьком городке, играть в провинциальном театре, любить друг друга…

— Ну ты, Леля, даешь. Тебе случалось жить когда-нибудь в провинции? — спросил Олег таким тоном, словно интересовался, сидел ли когда-нибудь Алеша в тюрьме.

— Мне приходилось бывать в Одессе, Риге…

— Вот-вот. Ты еще Париж с Лондоном назови. Я вырос в этой чертовой провинции и грыз зубами землю, чтобы попасть в столицу. У тебя фантазии не хватит представить себе, через какие мерзости пришлось мне пройти.

— Значит, у нас с тобой нет выхода? — срывающимся шепотом спросил Алеша.

— Выход есть всегда. Но для этого нужно жить тем, что у тебя в голове, а не прямой кишкой, ясно? А теперь давай звони Фантику. И изволь говорить с ним поласковей. Подпусти несколько ворковатых и томных вздохов. Скажи, что был на даче, а электричку, на которую рассчитывал, отменили. Я бегу в театр. У меня своя версия проработана.

Я слышала, как за Олегом захлопнулась входная дверь. Алеша какое-то время сидел на диване, потом с тяжелым вздохом встал, вышел в коридор и несколько раз меня окликнул, даже заглянул в мою комнату. Но я была вынуждена остаться в своей норе, как бы мне ни хотелось обнять и утешить его. Я слышала, как он разговаривал с Пал Семенычем — Фантиком — главрежем театра. Он говорил из кухни, я не могла расслышать слов, но интонация у него была еще та — собачонка, побитая хозяином и выскуливающая у него прощения. Потом он брился в ванной, ходил по комнатам, вздыхал и наконец ушел, бесшумно прикрыв за собой входную дверь.

Я вылезла из своего убежища. А через пять минут появилась мама в окружении друзей и цветов. Захлопали пробки шампанского, зазвучал смех, беспрерывно звонил дверной звонок и телефон, в квартире стало тесно и невыносимо шумно.

Я сидела на своей тахте в старых узеньких джинсах и ковбойке, в которой ходила в манеж — последнее время я увлекалась верховой ездой. Я смотрела в одну точку перед собой. Это был узкий туннель, входом в который служил мой зрачок — как раз напротив меня было зеркало шкафа. Тоннель казался мне унылым и бесконечно длинным. Я летела по нему, а впереди звенела и насмехалась пустота.

Внезапно я вскочила и прижалась носом к холодной поверхности зеркала. Два круглых синих глаза, длинные белесые волосы… Их обожала и лелеяла мама. Мша говорила, что во мне заложено больше сексуальности, чем в Мэрилин Монро. Еще она считала, что я похожа на нее внешне. «Кто такая Мэрилин Монро? — думала сейчас я. — Соблазнительница мужчин. Женщина, рожденная для того, чтобы удовлетворять похоть Адама, из ребра которого, если верить Библии, ее сотворил Бог. Мой Адам другой. Никакой Мэрилин Монро соблазнить его не под силу».

Я выхватила из ящика стола большие ножницы, которыми вырезала из журналов фотографии кинозвезд, и отхватила большой клок волос спереди. Он упал к моим ногам, рассыпавшись на блестящие прядки. Тут меня обуял слепой азарт, и я чуть не отрезала себе левое ухо. Ножницы щелкали над моей головой, как зубы голодной акулы. Наконец у меня свело пальцы, и я отшвырнула ножницы подальше, но дело было сделано. Из зеркала на меня смотрело лицо Мэрилин Монро, принявшей постриг. Но в ее глазах все еще поблескивал мятежный огонек обещания. Я яростно протерла глаза. Огонек спрятался куда-то вглубь, но я знала, что он не погас.