Месть женщины - [21]

Его вдруг осенила блестящая идея, и он заерзал в кресле самолета от нетерпения осуществить ее как можно скорей. Перелет через океан показался невыносимо долгим. Пересаживаясь в римском аэропорту на самолет компании «Ал Италия», Анджей машинально насвистывал мелодию песни «Широка страна моя родная», при этом не переставая выстраивать в уме мельчайшие детали своего плана. Как хорошо, что на этот раз он едет в Советский Союз по приглашению, исходящему от частного лица. И никакой он теперь не Эндрю Смит, а Анджей Ковальски, гражданин Польши, проживший какое-то время в Соединенных Штатах. Ну а если копнуть его прошлое поглубже, то и вовсе окажется, что он — гражданин Страны Советов. Госдепартамент наверняка довольствуется тем отчетом, который составят в КГБ. С Варшавой разговор короток — там все еще держится коммунистический режим. Щарт, Сью оказала ему неоценимую услугу, похитив Машу. Он нахмурился на мгновение, но тут же отогнал от себя мрачные мысли. Тэлбот не допустит, чтобы его дочь причинила своей пленнице какой-либо вред. Все закончится благополучно, и старина Тэлбот щедро расплатится с Машей, купив у нее таким образом молчание. Да и этот Конуэй наверняка в конце концов что-то разнюхает и начнет вовсю копать. Влюбленный мужчина тот же динозавр в свой брачный период. Анджей усмехнулся. Замечательная метафора, но с литературой покончено навсегда. Ремесло писателя лишает человека его врожденной невинности. Это тот же змей-искуситель, из-за которого Адама и Еву изгнали из Эдема.

Он, Анджей Ковальски, во что бы то ни стало вернется в свой Эдем.

Ян обозревал в бинокль со своего катера окрестности. Убедившись, что никто из отдыхающих за буйки не заплыл, да и вообще купаются одни смельчаки — взбаламученная недавним штормом вода в море отливала рыжевато-глинистым оттенком и была довольно холодной, — Ян скользнул биноклем по пляжу. Здесь тоже было немноголюдно: в основном старики, греющие свою немощную плоть в не слишком жарких лучах июньского солнца, дети в белых панамках, деловито копошащиеся в теплой мелкой гальке возле устало вздыхающего моря. Слева, возле больших валунов, расположенных уже за чертой пляжа, уединилось несколько парочек. Ян невольно задержал взгляд на одной из них: хрупкая светловолосая девушка с мальчишески короткой стрижкой густых платиново-жемчужных волос лежала на боку на широкой махровой простыне, уткнувшись носом в плечо парня. Ее ладонь как-то уж очень нежно скользила по его груди. Парень был необычайно красив — Ян отметил это машинально и совершенно бестрепетно. Он обнимал девушку за плечи. Ян уже встречал эту пару. Казалось, они не разлучаются ни на минуту. Ян вздохнул и нехотя перевел взгляд наверх. Поросший соснами склон горы, эмалево безоблачное небо над ним. Катер слегка покачивало на волнах. Думать не хотелось ни о чем. Да и зачем?..

Он опустил бинокль на грудь и завел мотор. Скоро обед, после которого его подменит Рафаэль. Он не голоден, но нужно немного поспать — прошлую ночь он почти не сомкнул глаз.

Ян шел по пляжу, чувствуя на себе восхищенные женские взгляды. Он давно привык к этому и не обращал внимания. Иногда женщины подходили к нему и пытались заигрывать. Он держал себя корректно, но надежда в их сердцах умирала если не сразу, то через несколько минут общения с ним. Зато он мог часами наблюдать за женщинами издали — издали они казались чистыми, таинственными, трепетно возвышенными существами. В мире столько грязи, он видит ее чуть ли не на каждом шагу. Измены, предательства, разврат… Почему люди ведут себя подобным образом?

Он невольно вспомнил пару в валунах, и на душе просветлело. Их любовь наверняка возвышенна, прекрасна, верна. Ян вздохнул. Ему так и не довелось испытать возвышенной любви.

В примыкающей к кухне столовой для обслуживающего персонала — длинной комнате окнами на заросли кизила и старую, оплетенную диким виноградом беседку, которой давно никто не пользовался, — было душно и безлюдно. Ян машинально хлебал густую окрошку, запивая холодным компотом из большой кружки. Есть ему не хотелось почти никогда, но процесс поглощения пищи отвлекал от мыслей, а потому он мог съесть очень много и все что угодно.

В столовую заглянула мать — она была в накрахмаленном кружевном передничке, белой шапочке и босоножках на высоких каблуках. Работа официантки Амалии Альбертовне нравилась, правда, она очень уставала за день. Зато ее с нетерпением ждали за каждым столиком, благодарили за внимательность и ласковое обхождение. Многие, уезжая, дарили шоколадки, духи, книжки с автографами. Кто-то делал недвусмысленные комплименты, на которые она только улыбалась, хотя они ее очень возбуждали. Амалия Альбертовна расцветала в курортный сезон и выглядела почти девочкой. Яну эти перемены в матери были не по душе, но он молчал и лишь отдалялся от нее.

— Я принесла горячие пончики, — сказала она, ставя перед сыном тарелку с румяными пончиками, щедро посыпанными сахарной пудрой. От матери пахло духами и косметикой — последнее время Амалия Альбертовна стала сильно краситься, и это тоже не нравилось Яну. Он невольно отстранился, когда мать наклонилась над столом, что не ускользнуло от ее внимания. Амалия Альбертовна вздохнула, с трудом сдерживая слезы. Она отошла и присела на табуретку возле окна.