Месть в тротиловом эквиваленте - [33]

— Скажите, а по какой причине вы стали подозревать именно подполковника Скоморохо-ва? — спросил я напрямую.

— А по той простой причине, что взрывали только моих родственников, тех, кто мог бы претендовать на наследство, но никто не пытался покуситься на этого скомороха. И вообще у меня все остальные родственники весьма порядочные люди. Они не способны на такое, да и просто не умеют этого делать. А этот «зеленый человечек» и способен, и умеет, и пытался.

В ее голосе отчетливо прозвучали нотки и обиды, и истеричности. Куда пропала вся хваленая учительская сдержанность?! Или она предназначалась только для отдельных ситуаций?

— Вы правы в том, что он много чего умеет. Но ведь это еще не повод для обвинения, — ответил я категорично. — Точно так же можно было бы обвинить любого офицера спецназа ГРУ. А это — элита нашей армии.

— А кого мне еще обвинять? — спросила она с таким удивлением, словно только что целиком проглотила большого сибирского ерша со стороны хвоста, куда у этого дивного создания направлены колючие плавники.

— А с вас разве кто-то требует выдвигать обвинения в чей-то адрес? По-моему, это дело прокурора.

— Конечно, требуют, причем очень настойчиво. Меня же сразу спросили, кого я могу подозревать. Я мысленно перебрала все варианты и пришла к конкретному выводу.

Я еще раз убедился в том, как же сильно ошибалась в своих характеристиках Аглая Николаевна Скоморохова. Она неверно оценивала, к примеру, личность Ольги Максимовны, которая совсем не выглядела несчастной и не вела себя как вдова, убитая горем. Я уже не говорю о том, что определение «красавица» ей совершенно не подходило. Просто грудастая хищная баба с жадными глупыми глазами болотной жабы.

Супруга Скоморохова ошибалась и в Елене Анатольевне, считая ее несчастной женщиной, кающейся в своей прошлой недоброте. Может быть, та и осознавала, что недодала доброты мужу и сыновьям, но этого, на мой взгляд, мало для покаяния. Она уже никогда не сможет ничего подарить этим самым близким людям. Но искренне кающийся человек будет давать доброту другим. Только тогда ее чувство окажется искренним.

Даже не обязательно нести кому-то добро. Мне кажется, достаточно не делать другим зла.

Елена Анатольевна этого не умела. Она желала оставаться прежней — суровой, непоколебимой, всегда правой. Ей по-прежнему хотелось беспрестанно всех учить не только русскому языку, но и жизни.

— Вы сами предположили, что серию взрывов устроил Виктор Федорович? — Я допил чай, оказавшийся предельно невкусным, и отставил чашку в сторону, под подоконник, показывая этим, что уже напился.

Но она, кажется, и не собиралась наливать мне вторую порцию.

— Когда они с Аглаей были у меня в последний раз, Скоморохов многократно восхищался моей квартирой. Месторасположение ему нравилось. Откровенно завидовал. Он сам вслух об этом говорил.

— А вы не думаете о том, что он просто хотел сделать вам приятное своими словами?

Я легко прочитал ситуацию, которую не видел. Зная хотя бы чуть-чуть характер подполковника Скоморохова, я без особого труда понял, для чего он говорил эти слова.

— Вам в то время было плохо, и Виктор Федорович хотел хоть как-то поддержать вас.

— Откуда вы знаете, что мне тогда было плохо? Ах, вы уже виделись с ним…

Эти слова прозвучали как обвинение.

— Конечно, виделся. И с ним, и с Аглаей Николаевной. Она меня очень вкусными печеньями угостила. К чаю.

У Елены Анатольевны, похоже, был комплекс обиженного человека. Ей казалось, что все вокруг только и ищут причину, чтобы ее обидеть. Если я не ошибаюсь, это и называется паранойей.

— У меня, к сожалению, печенье магазинное, своего нет. Ведь взорвалась не только эта бомба, но и мой газовый баллон. У меня плита на веранде стояла. А без нее приготовить для вас печенье невозможно. Извините уж, если не угодила вам, как Аглая. — Елена Анатольевна бросила на меня свой классический взгляд акулы и полностью замкнулась.

Я понял, что больше у нее невозможно ничего выпытать. Мы молча посидели еще пару минут.

После чего она снова наградила меня взглядом людоеда и спросила, прямо показывая, что я ей уже надоел:

— Вы надолго сюда? А то мне огород еще поливать надо.

— Извините за беспокойство, я уже уезжаю.

На улице стремительно темнело. Огород поливать уже было поздно. Но я хозяйку раздражал своим присутствием. Значит, не следовало терять время. Пора было ехать дальше. Однако мне хотелось прояснить еще один вопрос.

Она первой встала из-за стола, подошла к двери и демонстративно взялась за ручку. Бывшая учительница показывала, что ждет момента, когда нужно будет открыть передо мной створку. Женщина явно желала, чтобы этот миг наступил побыстрее.

Но я все же набрался наглости, пренебрег ее желанием и проговорил:

— А мне говорили, что у вас сильный пожар был.

Про такую беду я ни от кого не слышал, но взрыв газового баллона, представляющего собой мощный термобарический заряд, не мог не добавить разрушении на веранде. Тут дело никак не обошлось бы без сильного пожара, который ничего не оставил бы от этого дома.

Елена Анатольевна сама говорила мне, будто в этот момент находилась на веранде. В таком случае она обязательно погибла бы. Да и от дома не осталось бы ровным счетом ничего. Я много раз видел последствия взрывов термобарических зарядов, потому могу это утверждать с полной уверенностью.